дерзких северных выскочек.
— Меня волнует не только настоящее, но и будущее. Что, если у бастарда получится? Не станет ли он потом помехой? — произнес один из мужчин.
— Он всего лишь мальчишка и будет делать то, что ему скажут, — отмахнулся второй.
— Его отец никогда не вмешивался в дела без особой необходимости, — напомнила женщина. — И всегда обладал спокойным нравом, позволяя помощникам управлять княжеством. Мальчик наверняка пошел в него.
Первый мужчина скептически скривился, он по опыту знал, что попытка оседлать бурю, как правило, заканчивается смертью для глупого храбреца.
— А если в деда? — спросил он. — Тот всегда был скор на расправу и крови не боялся. Наоборот, при необходимости лил ее с удовольствием. Помните, что он сделал с бандой братьев Сырских?
Собеседники дружно передернули плечами. История, широко разошедшаяся по Конфедерации, стала причиной, по которой многие стали считать, что близость к северу сделала его жителей совсем отморозками, а их князя превратила в полного психа.
Промышлявшая в соседнем княжестве банда двух братьев долго ускользала от рук стражей правопорядка, пока неосторожно не переступила границу владения клана Бельских. Тут их князь и поймал. А затем насадил на пики, выращенные из льда. Живыми, прямо перед своей столицей. В назидание и на радость зевакам. Любой въезжающий в город на протяжении нескольких дней мог наблюдать, как бандиты и убийцы медленно и мучительно умирают, не в силах покончить с собой, пока не разрешит князь.
Невероятная для двадцатого века жестокая казнь получила широкую огласку. Некоторые князья даже просили коллегу прикончить придурков и закопать в безымянных могилах, чтобы не нервировать подданых. Но патриарх Бельских показательно не стал прислушиваться к советам, доведя дело до конца. С тех пор, в течение нескольких лет преступники стороной обходили северное княжество, помня об ужасной участи предшественников.
Впрочем, долго это не продлилось, как только старый владыка умер, на трон взошел его более умеренный сын, решивший провести ряд реформ, чтобы вернуть княжество в более «цивилизованное» русло развития.
— В любом случае, стоит попробовать. Княжество надо спасать, — подвел итог встречи один из мужчин и направился прочь от озера.
Три фигуры неторопливо подошли к дороге, где их ждал кортеж из черных лимузинов и мощных тонированных внедорожников с гербами вместо номеров. Еще раз оглянулись, словно на прощание любуясь неестественной тишиной и застывшей гладью темной воды, одинаковым движением вздрогнули и поспешно нырнули в спасительные салоны, подальше от мертвого озера, от которого несло смертью.
Машины мягко заурчали мощными двигателями и быстро покатили прочь от воды, над которой не летали птицы, и от берега, на котором не рисковали появляться животные. Чтобы застывавшее в своей первозданности озеро вновь осталось одно.
* * *
Всегда ненавидел последний урок, особенно когда его вел Яков Ефимович Старохватов, учитель истории, отличающийся невероятным занудством и дотошностью. А еще вредностью характера и общей нелюбовью к ученикам, которых всех до одного считал нерадивыми разгильдяями, годными лишь для уборки улиц и вывоза мусора.
— Итак, перед тем, как приступить к теме нового урока, проверим домашнее задание, — рассеяно буркнул старенький, но еще крепенький учитель, быстро поведя рукой по журналу, проверяя присутствующих.
В отличие от коллег, он никогда не проводил перекличку, быстро, но цепко охватывая взглядом весь класс, мгновенно отмечая отсутствующих. Никто толком не знал, откуда у него было умение запоминать фамилии, соотнося их с лицами, но стоило отдать должное, за годы работы в школе-интернате Яков Ефимович ни разу не ошибся.
— Где Мальцева? — единственная отсутствующая была быстро вычислена, соответствующая метка тут же была проставлена в журнале.
— Болеет, лежит с температурой, — бодро ответила староста, поднимаясь со стула.
По лицам сидящих в классе скользнули кривые ухмылки. Мальцева, известная своей ленью, часто сказывалась больной, отлеживаясь в комнате. Благодаря нехитрой взятке в виде плитки швейцарского шоколада, присылаемого богатыми, но чересчур занятыми родителями, она легко могла подкупить медсестру из медблока, и та с готовностью подтверждала диагноз, освобождающий от занятий.
Сладкоежка медсестра для многих играла роль доброй феи, когда учеба вставала поперек горла. Все об этом знали и пользовались. Кто-то даже говорил, что руководство школы в курсе, но намеренно не реагирует, оставляя лазейку ученикам. Наверху понимали: если сильно закручивать гайки, то однажды резьба не выдержит и тогда начнутся проблемы.
— Болеет, говоришь, — протянул Яков Ефимович с нехорошей улыбкой.
Сразу стало жаль Мальцеву. Старохватов, за мелочность и деспотизм прозванный в интернате Мелковхатом, обожал наказывать провинившихся, придумывая для наказания самые изуверские способы. Например, писать контрольные, проверяя материал не за прошедшую четверть, а за целое полугодие. Причем наказываемые до последнего момента не знали, что им предстоит контрольная, и специально отсаживались учителем на последнюю парту с одним листком бумаги и карандашом.
— Ну что ж, раз, говоришь, заболела, то заболела, — Яков Ефимович махнул рукой, позволяя старосте сесть. — Мальцевой обязательно передай, что я с нетерпением жду ее на следующем уроке.
Ну все, попала идиотка, не могла выбрать другой день для «болезни». История была два раза в неделю, и в отличие от других учителей, часто спокойно смотрящих на отсутствие на уроке, Мелкохват обязательно потом припоминал прогул. И неважно, будь даже причина для отсутствия серьезная, когда вернешься, будь готов к внезапным тестам и контрольным.
— Сволочь, — тихо пробормотал сидящий впереди парнишка со смешными вихрами ярко-рыжего цвета.
Его звали Вадик Чеботарев, и все знали о его тайной влюбленности в Мальцеву. К разочарованию рыжего, стильная красотка предпочитала другого склада парней, игнорируя зажатого зубрилу.
Говорили, отец Вадика владел сетью автосалонов и что когда жена умерла, с удовольствием избавился от нелюбимого сына, отправив того в интернат. За что Вадик искренне ненавидел отца и каждый год на сэкономленные на личное содержание деньги ездил на могилу матери, преодолевая триста километров, всегда беря с собой букет фиалок.
А еще Вадик был противоестественно честным, никогда не врал, был сдержан в общении и почти никогда не ругался. Обозвать старика Мелкохвата сволочью было, пожалуй, максимум, на что он был способен.
Именно за это он мне
