этом я очень сомневаюсь.
– Ты стала такой же бессердечной, как мама!
– Клара, я же тебе рассказала, почему мы так относимся к Никки. Мне плевать, где она и что с ней, ясно? – голос Леды не дрогнул, она была весьма убедительна, но все же старшая Дилэйн лукавила. Конечно, она переживала за свою непутевую сестру, и каждый раз ее сердце вздрагивало с болью, когда на ее телефон поступали звонки с незнакомых номеров. Леда боялась, что это звонят либо приятели Никки, либо из полиции, больницы, либо просто неравнодушные очевидцы, дабы сообщить ей плохую весть о ее сестре. К счастью, звонил ей постоянно только Рассел – ее бывший муж, который поставил себе цель вернуть Леду во что бы то ни стало.
– Она же наша сестра… – прошептала раздосадованная Клара.
– К сожалению. Она – наш позор, наше бремя.
Клара усилием воли заставила себя не расплакаться после таких жестоких слов сестры.
– А я звонила ей… но она не ответила мне. Кажется, Никки попала в беду.
– А мне кажется, что ты ей просто не нужна, как и мы с мамой.
– …Может, ты и права, – наконец сдалась Клара.
«Удивительно, конечно, как в таком крохотном сердце умещается столько любви!» – подумала Леда, с жалостью глядя на сестренку. Леда знала, что Клара продолжает беспокоиться из-за Никки, и расслабится она только тогда, когда сестра наконец объявится.
«Если она объявится, – пронеслась тревожная мысль. – Если она еще жива. Если…»
– Обещай, что будешь приезжать к нам каждые выходные! – ласково потребовала Аделайн Брин, обнимая свою племянницу.
– Аделайн, я так благодарна тебе за все, – улыбнулась Элеттра.
– Глупости! Мы еще не расстались, а я уже по тебе скучаю.
– И я тоже, – сказал Константин. – Звони нам, не стесняйся.
– Хорошо, дядя Константин.
– О, тебя там кое-кто ждет, – заметила Аделайн, глянув за спину Эл.
Элеттра обернулась. Аделайн говорила о Рэми, что покорно стояла в стороне, у ворот, и тихо радовалась, наблюдая такую чудесную картину – ее близкая подруга улыбается, ее не хотят выпускать из нежных объятий, ей говорят приятные слова. Это идиллия. Это сказка, которую Эл определенно заслужила. Расставшись с родственниками, Эл поспешила к подруге.
– Рэми, это были потрясающие каникулы! Не припомню, когда в моем доме было так же хорошо, радостно… – И все-таки Эл помнила, когда такое было – когда ее мама была жива, а отец еще не проявлял так рьяно свою искаженную любовь к дочери. В том, что тогда ей было хорошо и она была по-настоящему счастлива – Эл боялась признаться даже самой себе, так как от этого признания ее детские светлые воспоминания становились еще болезненнее. Ей легче было думать, что в ее прошлой жизни – до смерти отца – не было ничего утешительного, и только сейчас она познает все прелести своего существования.
– Твои дядя и тетя – славные люди, – сказала Рэми.
– Они очень заботятся обо мне, и я ценю это.
Действительно, Аделайн и Константин старались окружить несчастную сироту заботой и вниманием. Эл доверяла этим людям, искренне верила в то, что их деликатное участие в ее жизни, – бескорыстное дело, оно вызвано лишь огромной любовью и бесконечным состраданием.
– Это новогоднее чудо, не иначе!
– Эл, у Дене Адлер все волонтеры разъехались по стране, и некому было выполнять ее поручения. Поэтому она и вызвала тебя.
– Не просто вызвала, а официально вернула в «Милосердие»! Это много значит для меня.
Да, еще одним радостным событием для Эл стало то, что Дене Адлер – руководитель благотворительного отряда «Милосердие» – позволила ей вернуться. Напомню, Дене исключила Эл из волонтерской организации из-за Дианы. Рэми была абсолютно права насчет того, что большинство волонтеров разбрелись по стране и за ее пределы. Тем не менее деятельность отряда не прекращается даже на каникулах, и чтобы ее активно выполнять, Дене обратилась за помощью к Эл и многим другим ученицам, что выбыли из «Милосердия» по той или иной причине.
– Выходит, ты все каникулы «путешествовала» по хосписам? – спросила Рэми.
– Да, и еще заезжала в Уортшир к моей любимой графине Монтемайор.
– Это та особа, которой ты прислуживаешь уже три года?
– Не прислуживаю. Мы с ней подружились и приятно проводим время в обществе друг друга.
– Эл, ты тратишь все свое свободное время, чтобы добраться до ее глуши, и беспрекословно выполняешь все ее приказы. Какая-то странная у вас дружба получается, – усмехнулась Рэмисента.
– А ты чем занималась все это время? – решила сменить тему Эл.
– Угадай.
– Как обычно сходила с ума в Доннидэе?
– В точку!
Девушки в это время находились в своей комнате и переодевались в форму. Набросив ленту на шею, Эл вдруг замерла из-за неприятной мысли, внезапно возникшей и обескуражившей ее.
– Об Элае и Никки слышно что-нибудь?
– …Нет.
– Рэми, это часть твоего плана?
– Какого плана?..
– Ну, помнишь, на медосмотре ты проговорилась, что специально сводишь Элая и Никки?
– Да я чушь несла! Из-за злости, ревности, не знаю… Нет у меня никакого плана, и брата у меня тоже нет. Она забрала его у меня, Эл, – мрачным голосом сказала Рэмисента. – И поэтому, прошу тебя, не напоминай мне о нем, ладно?
– …Может, и хорошо, что Никки исчезла. Может, поэтому так… хорошо?
Рэми ничего не ответила, отвернулась. Эл поду-мала, что огорчила подругу своими резкими вопросами, но если бы она увидела улыбку – тяжелую, самодовольную, – что исказила лицо Рэмисенты в этот миг, то ее мнение тут же поменялось бы. И это, несомненно, заставило бы ее насторожиться.
* * *
Шумно было в торжественном зале. Ученицы не умолкали ни на секунду, учителя тоже оживленно беседовали. Но если последние обсуждали что-то личное или профессиональное, то ученицы болтали теперь только об одном – об отсутствии знаменитой четверки. О да, эта тема всех взбудоражила. Каждая воспитанница считала своим долгом высказать предположения относительно того, что произошло с Дианой и ее свитой. Всем было известно, что случилось с бедняжкой Джел, то есть со мной. То есть с той, кем я была. О себе я буду часто говорить в третьем лице, ведь та Джел, с которой вы были знакомы, и та, какой я являюсь сейчас – что-то непонятное, неуловимое, несвязанное ни с каким миром – это не одно и то же. Я – это я, а Джел О’Нилл, которая жила, – это она. Просто запомните это, и пойдем дальше. Так вот, о Джел говорили с грустью, с влажными от слез глазами, а порой и со страхом, точно при одном только упоминании ее имени она могла тотчас появиться за спиной говорившего. Про Калли тоже все знали. Ее семья разорилась, и та была
