ядовитые шипы, похожие на гарпуны, острый воротниковый плавник.
Тот марилень почти добрался до меня.
Я закричала.
Прошлое исчезает.
Этот же марилень выныривает из воды.
Потрясающий оттенок зелёного на фоне холодного серого известняка. Острый, как бритва, воротниковый плавник раскрывается на шее, выпуская смертоносные шипы. А за мощное тело цепляется, сгибая плавник-гриву и уворачиваясь от ядовитых лезвий, Эмрик. Брат отчаянно впивается пальцами в чешую зверя.
Мои руки вдруг каменеют.
Я собиралась отчитать Эмрика за то, что он растянул охоту до рассвета.
А не увидеть, как он схватился с проклятым мариленем в воде.
Марилень – великолепная дымка биолюминесцентного зелёного – бьётся в сердитой чёрной воде. Эмрик между воротниковым плавником и рогами никак не контролирует создание. Один неверный рывок, один предательский промах – и для брата всё кончено.
Мой глупый братец.
Я видела тела познавших гнев мариленя.
Не хочу, чтобы с ним случилось то же.
– ЭМРИК! – кричу я и машу рукой. – ДЕРЖИСЬ!
Я прыгаю в ледяную воду.
Тысяча холодных игл вонзается в меня, борясь за контроль над моим телом, чтобы разорвать его на части. Волны сокрушительные и тёмные. Но я знаю эти воды – я в них выросла. Я пробиваюсь сквозь течение, быстрое и плавное, заставляя воду расступиться. Доберусь до Эмрика в любой миг. Я подплываю всё ближе и ближе, выныривая на один прерывистый вдох.
Марилень дёргает шеей. Яд, пахнущий серной кислотой, вновь разрезает воздух. Загнутые назад клыки смыкаются вокруг руки Эмрика.
Брат стонет.
Кровь вьётся в воде струйками.
Посох выскальзывает из ладони Эмрика.
Я судорожно вздыхаю, солёная вода заливается в горло. Челюсть горит, словно сделана из металла.
Создание свирепствует. Я поворачиваю назад к известняку. Имбирный корень. Мне нужен имбирный корень. У мариленей аллергия на едкую кожицу растения. Ползучие стебли скайи скользят по камню, словно флюоресцентные змеи. Они освещают пространство вокруг, опутанные густыми высокими травами, которые колышутся, словно призраки. Я судорожно хватаю пригоршню имбирных корней, но они вросли намертво. Нужно их чем-то срезать.
Лёгкие обжигает, и я вынуждена вынырнуть. Молния ударяет далеко в океане, на камни накатывает волна.
Я собираюсь с духом.
Вода продолжает колотить по мне, словно железная глыба.
Когда волна разбивается, я упираюсь ногой в камень и тяну куст имбирных корней на себя.
«Поднажми, ну же».
Пальцы становятся красными, хватка ослабевает.
«Так ничего не выйдет, Эмрик умрёт».
Ладони в крови.
«Он уже ранен!»
Последняя мысль вылетает изо рта пузырьками воздуха.
Руки пронзает боль.
Куст ломается, и меня отбрасывает назад, на волны, о которые я ударяюсь, как о молот. Я сворачиваюсь калачиком, всплывая на поверхность. Сделав глубокий вдох, ныряю обратно и плыву в окровавленную воду за братом.
Марилень цепляется за имбирные корни. Бьётся в агонии. Отступающий слой плёнки, образующий вторую кожу поверх переливающихся чешуек, мерцает неземным зелёным, кровь змеится в воде.
Я так близко, что могу дотянуться до брата.
– Хвостовой плавник! – Крик Эмрика переходит в судорожный вздох. – Не отпускай!
Марилень складывает воротник, готовясь выпустить шипы снова. Прямо мне в лицо.
Я хриплю, вода плещется в рот.
– Отпусти его, Эмрик! Ты умрёшь! – Я хлещу мариленя имбирными корнями по шее, по нежному участку, из которого он выпускает воротник, и зверь в ярости трясёт головой. Болезненный вопль рассекает воду. Я отрываю кровоточащую руку Эмрика от мариленя (надеясь, что лопающийся звук, который я слышу, исходит от создания, а не от Эмрика).
Марилень позади нас распрямляет следующий набор плавников. Грива расправляется вдоль позвоночника веером и исчезает на полпути. Я застываю, ожидая нападения, но существо поворачивает и смотрит куда-то вдаль.
Нельзя терять ни секунды. Волны сильные, а Эмрик по-прежнему истекает кровью. Я прижимаю брата к себе и плыву.
Мы выползаем на берег, ловя воздух ртом. Руки дрожат под моим весом, пальцы подёргиваются, будто внутри задыхается что-то живое.
– Ты не…
– Зачем ты это сделала? – перебивает меня Эмрик. Его крик срывается на полпути. Песок коркой покрывает каждый сантиметр его тела, окрашивая смуглую кожу в серый.
Я запыхаюсь, меня охватывает паника. Мой разум осмысляет кое-что прежде меня.
– Сделала что? Спасла тебя?
– Я же сказал: держи хвостовой плавник мариленя! Я был ближе к гриве! – Опухшие глаза Эмрика очерчены красным. – Мы могли его поймать!
Нашу скайю, должно быть, смыло, но Эмрику куда хуже. Кровь течет из руки, пропитывая продырявленный гидрокостюм и окрашивая песок в тёмный цвет. Брат выглядит… зелёным. Грудь поднимается и опускается. Эмрика вдруг начинает рвать. Я отпрыгиваю назад. Он крепко сжимает моё запястье, словно кандалы.
– Нужно было работать сообща! Из-за тебя я упустил мариленя! Корал… это был последний!
– Нет, не последний. – Я отворачиваюсь к морю. Марилень – великолепная зелёная дымка – уплывает всё дальше и дальше от побережья. Он скачет в воде, и рога подпрыгивают вверх-вниз.
Сегодня был последний день охоты.
Марилени ушли.
Глава 2
– Что нам теперь делать? – Эмрик хрипит. Перед тем как восход солнца расколет горизонт, появляется красная полоса света. Я поворачиваюсь к брату. Его ладони прижаты к камню, лабиринт вен проступает на тыльной стороне кистей.
– Нужно идти, Эмрик, – шепчу я.
Он ворчит. Пытается встать. Спотыкается. Пробует снова. Красный горизонт исчезает за тёмными волосами. Он собирается наорать на меня? Отчитать?
Глаза брата стекленеют.
Эмрик пахнет серой. Пахнет погибелью.
«Ты в порядке?» – спрашиваю я мысленно, по-прежнему не раскрывая рта. Камень, на котором я стою, острый как зубы. Он кусает подошву моего сапога. Но я не могу пошевелиться. Вся моя бравада уплыла с мариленем. Я заставляю свой взгляд задержаться на Эмрике. После каждой охоты мы получаем увечья. Истекаем кровью. Это ожидаемо. Нельзя сразиться со взрослым мариленем и уйти невредимым.
Вот только в этот раз Эмрика шатает как-то иначе. Он мертвенно-бледен, истекает кровью.
– Корал… – Голос ослабевает. Брат кажется растерянным. Затем проводит пальцами по шее и поднимает ладонь. Посередине торчит крошечный чёрный шип, покрытый кровью.
Мне вдруг становится нехорошо.
– Нужно отвести тебя домой, – говорю я, хватая его за руку, прежде чем он снова покачнётся и упадёт лицом на острые камни. Эмрик не спорит. Он знает о действии яда мариленя не меньше моего. Первый день бредишь, на второй мечешься в лихорадке, затем впадаешь в кому на неделю. После чего всё кончено. Я кладу его руку себе на плечо, и мы вместе идём обратно неровной походкой. Эмрик становится тяжелее, голова наклоняется ко мне. – Держись! – кричу я поверх ужаса, пульсирующего в ушах. Он истекает кровью. Я проседаю под весом брата. Его кровь стекает по моей разорванной рубашке. Весь мир отмечен его кровью – от пляжа до крыльца дома. Усиливающаяся дневная жара покалывает мои ладони, даже когда я вваливаюсь с Эмриком в тень. – Папа! Мама!
Крыльцо расплывается, и я падаю на колени. Выходит мама, затем тут же спешит внутрь, крича. Несколько мгновений спустя отец помогает ей.
Папа резко спрашивает:
– Что ты наделала?
Я вдруг чувствую себя такой маленькой.
– Я?.. Папа, он укололся.
Мама заключает лицо Эмрика в
