стол перед Хальруном. – Любопытное, должно быть, послание... И можешь не благодарить.
– Как будто я собирался...
Обратный адрес отсутствовал – письмо доставил не почтальон. Корявые большие буквы, выведенные неуверенной рукой в центре самодельного конверта, гласили: «Хальруну Осгерту. Лично. Поклонник».
– Похоже, писали левой рукой, – пробормотал Хальрун. – Кто-то играет в загадочность?
– Почему ты это решил? – удивился старший газетчик. – Я про левую руку?
– Потому что мои читатели обычно более или менее умеют читать. Вряд ли кто-то почти неграмотный сподобился бы написать письмо.
Хальрун хмыкнул, повертел послание в руках, но не обнаружив более ничего интересного, разорвал бумагу. На стол выпал белый лист с ровными, красивыми строчками с изящными завитушками. Ракслеф вытянул шею, но записка уже находилась в руках Хальруна. Ее содержимое – каким бы оно ни было – поразило журналиста. Его глаза сначала удивленно распахнулись, а затем подозрительно сощурились.
– Хм... – протянул Хальрун. – Вей Эймарк! Подойдите-ка к нам! Тут кое-что любопытное.
Несколько минут спустя трое газетчиков собрались вокруг потертой конторки Тайрика. Перед ними лежало послание, которое каждый успел прочесть не менее трех раз.
«Ваша репутация честного человека и неподкупного глашатая правды убеждает меня, что вы именно тот, кто способен помочь мне, несчастной, без вины попавшей в беду. Положение мое непростое и опасное, но – вы станете мне свидетелем, вей Осгерт, – я не боюсь. Я не позволю преследующему меня человеку распоряжаться моей жизнью. Он думает, что я должна опасаться скандала, но к этому исходу я стремлюсь, ибо стыдиться мне нечего.
Прошу вас, отложите ваши дела, какими бы важными они ни были, и явитесь ко мне. Надеюсь, что история, которую я собираюсь рассказать, найдет отклик в вашем сердце. М. Кросгейс».
Записка вызывала много вопросов.
– Сама Мализа Кросгейс? – предположил редактор «Листка» после долгого молчания. – Других вариантов быть не может, но...
– Она ведь из семье промышленников? – засомневался Хальрун. – Такая девушка должна жить в роскоши и вряд ли когда-нибудь слышала про «Листок Роксбиля».
– В нашем округе находится их семейная фабрика, – напомнил Ракслеф. – Рабочие нас читают. Могла и слышать, и даже видеть.
– Находится, да, но одно дело рабочие, а другое – их хозяйка.
Роксбиль был дальней окраиной Бальтауфа. Публика тут проживала простая, а на востоке округа располагались многочисленные предприятия, где трудилось большинство читателей «Листка».
Фабрика, основанная Роугстоном Кросгейсом почти четыре десятка лет назад, занималась производством лаков, красок и других подобных составов. Предприятие не было большим или известным, но приносило доход достаточный, чтобы наследница основателя безбедно прожигала жизнь. Большего о семье Кросгейс, Хальрун так сразу припомнить не сумел – светская хроника была не его стезей.
– И все же я думаю, что это глупый розыгрыш, – сказал он.
– Действительно, – сварливо проскрипел Ракслеф. – Разве кто-то образованный мог всерьез назвать тебя «глашатаем правды»? Это даже не смешно.
– А ну хватит! – рыкнул Пелруд.
Редактор уже потирал ладони, как всегда делал, когда начинал волноваться. Ракслеф молча направился к стеллажу, где хранились полезные для работы материалы.
– Розыгрыш или нет, ты это выяснишь, – велел редактор. – Отправляйся к девушке и узнай, приглашала ли она тебя.
– Понятно, что ехать нужно, – согласился Хальрун. – Только откуда богатая наследница могла узнать мое имя?
– Напрашиваешься на похвалу? – спросил Пелруд скрипучим недовольным тоном. – После той статьи о тебе говорил весь Бальтауф.
– Ты про вейю Маргиту? – удивился Хальрун. – Уже год как прошел.
– Скажи еще, что тебе до сих пор не поступают предложения сменить работу! – заметил Ракслеф, выглянув из-под раскрытого справочника с адресами.
Старый газетчик только делал вид, что увлечен чтением, а сам внимательно прислушивался к разговору.
– Уже два месяца, как не получал! – отозвался Хальрун. – Всякая слава проходит.
– Так верни ее! – потребовал Пелруд, стукнув кулаком по столу. – Принеси мне скандал, не хуже истории с Маргитой!
В глазах редактора горел пожар.
– Как прикажите, вей Эймарк! – Хальрун вытянулся, изобразив солдата перед лицом генерала.
– Не паясничай.
– И без скандала не возвращайся, – напутствовал молодого коллегу Ракслеф.
– Верно! – согласился Пелруд. – Хоть какой-никакой, а скандал нам нужен... Ну, не мне тебя учить.
Шеф редакции ушел к себе в каморку, на ходу потирая руки, а Хальрун напоследок вручил Ракслефу черновик заметки, над которым работал. Взамен он получил бумажку с адресом дома Кросгейс – недавно Мализа перебралась из Роксбиля в Центр.
– Разорительная кража? – прочитал вей Гросфер. – Округ может остаться без теплых пальто? Лишился месячного заработка?
Хальрун без тени смущения пожал плечами.
– Измени-ка, друг, для убедительности на двухмесячного... И это лучшее что я смог сочинить, не слишком идя против истины.
– Что есть истина, решать должно людям. А мы люди, – философски заметил Ракслеф.
Он сделал нужную пометку, пока Хальрун надевал плащ.
– Постарайся, чтобы нам не пришлось публиковать это позорище, – заметил пожилой газетчик в спину молодому.
Хальрун обернулся.
– Сделаю, что смогу. Ты же меня знаешь! – он усмехнулся. – Если это все-таки окажется розыгрышем, я добьюсь того, чтобы меня спустили с лестницы. Я не вернусь с пустыми руками.
– Самоотверженно, – буркнул Ракслеф, но в его голосе проскользнула нежность. – Тогда я спокоен за номер.
Зашуршали странички, спрятав морщинистое лицо Гросвера. Хальрун выбежал на улицу. Стояла поздняя осень, промозглая и ветреная, но погода никогда не влияла на настроение вея Осгерта. Шаг его оставался пружинистым, а длина ног позволяла легко перешагивать любые лужи. Несмотря на худобу, Хальрун никогда не мерз, и до зимних холодов носил тонкие плащи.
На главной улице он поймал наемный экипаж, расплатился за поездку заранее, а затем непринужденно втянул шофера в разговор ни о чем и обо все на свете. Они проезжали мимо кирпичных домов Роксбиля, выглядевших особенно уныло под серым пасмурным небом. Редкие деревья (для округа любая зелень действительно была редкостью) желобно тянули к небу голые ветки, а прохожие казались безликими тенями. Люди снаружи кутались в шарфы и пальто, но внутри экипажа было тепло. Хальрун с удовольствием подвинул ноги поближе к двигателю, от которого шел приятный жар. Сидения – большое новшество! – в экипаже подогревались.
– Это обошлось мне в сотню крушей, но седалище в тепле стоит каждого из них, –
