ВЕРА ИНБЕР
О КРАСНОЙ ШАПОЧКЕ
У Красной Шапочки
Не ножки, а ноженьки,
Не ручки, а лапочки
Беленькой коженьки.
На щечке ямочка…
Ротик малюсенький.
Шапочку мамочка
Послала к бабусеньке.
Отправилась душечка,
Крошка манюнечка.
В лесу — избушечка,
В избушке — бабунечка.
— Бонжур, бабусенька!
Отчего твои глазики
Такие круглюсенькие,
Как медные тазики?
Почему твоя рученька
Длинная, длинная?..
Бедная внученька,
Крошка невинная!
Волк отвратительный,
Сцапав в охапочку,
Скушал решительно
Красную Шапочку.
Деточки — крошечки.
Мальчики — девочки,
Милые крошечки —
Верочки, Севочки!
Вы слышали драмочку
Про Красную Шапочку?
Слушайтесь мамочку!
Слушайтесь папочку!
1931.
Б. ПАСТЕРНАК
СРОКИ
Народ, как дом без кром…
. . . . .
Ты без него ничто.
Он, как свое изделье,
Кладет под долото
Твои мечты и цели.
(Б. Пастернак «Из летних записок»).
На даче ночь. В трюмо
Сквозь дождь играют Брамса.
Я весь навзрыд промок.
Сожмусь в комок. Не сдамся.
На даче дождь. Разбой
Стихий, свистков и выжиг.
Эпоха, я тобой,
Как прачкой, буду выжат.
Ты душу мне потом
Надавишь, как пипетку.
Расширишь долотом
Мою грудную клетку.
Когда ремонт груди
Закончится в опросах,
Не стану разводить
Турусы на колесах.
Скажу, как на духу,
К тугому уху свесясь,
Что к внятному стиху
Приду лет через десять.
Не буду бить в набат,
Не поглядевши в святцы,
Куда ведет судьба,
Пойму лет через двадцать.
И под конец, узнав,
Что я уже не в шорах,
Я сдамся тем, кто прав,
Лет, видно, через сорок.
1936.
С. КИРСАНОВ
АЛЭ-ОП!
Торжествуя,
зычные
Гудки
ре-вут.
Ударники
фабричные,
Вас зовут.
И я зову:
Асэ-е-ву!
Пролэтэр
в литэратэр
Эсэсээр!
Прежних дней
каркасики
Сданы
в ар-хив.
Маститые классики
В пыли —
ап-чхи!
Я им
могилу вырою —
Пожалте
в гроб!
Я рифмами
жонглирую — Алэ-оп!
1933.
А. ПРОКОФЬЕВ
БРАТЕНИКИ
Душа моя играет, душа моя поет,
А мне товарищ Пушкин руки не подает.
Александр Сергеич, брось, не форси!
Али ты, братеник, сердишьси?
Чего ж ты мне, тезка, руки не подаешь?
Чего ж ты, майна-вира, погреться не идешь?
Остудно без шапки на холоде стоять.
Эх, мать, моя Эпоха, высокая Оять?
Наддали мы жару, эх, на холоду!
Как резали буржуев в семнадцатом году,
Выпустили с гадов крутые потроха.
Эх, Пиргал-Митала, тальянкины меха!
Ой, тырли-бутырли, эх, над Невой!
Курчавый братеник качает головой.
Отчаянный классик, парень в доску свой,
Александр Сергеич кивает головой.
Душа моя играет, душа моя поет.
Мне братеник Пушкин руку подает!
1933.
Павел РАДИМОВ
СМОРКАНИЕ
Ныне, о муза, воспой иерея — отца Ипполита,
Поп знаменитый зело, первый в деревне
сморкач.
Утром, восставши от сна, попадью на перине
покинув, На образа помолясь, выйдет сморкаться на
Двор.
Правую руку подняв, растопыривши веером
пальцы.
Нос волосатый зажмет, голову набок склонив,
Левою свистнет ноздрей, а затем, пропустивши
Цезуру,
Правой ноздрею свистит, левую руку подняв.
Далее под носом он указательным пальцем
проводит.
Эх, до чего ж хорошо! Так и сморкался б
весь день.
Закукарекал петух, завизжали в грязи поросята,
Бык заревел и в гробу перевернулся Гомер.
1926.
М. СВЕТЛОВ[1]
ЛИРИЧЕСКИЙ СОН
Я видел сегодня
Лирический сон
И сном этим странным
Весьма поражен.
Серьезное дело
Поручено мне:
Давлю сапогами
Клопов на стене.
Большая работа,
Высокая честь,
Когда под рукой
Насекомые есть.
Клопиные трупы
Усеяли пол.
Вдруг дверь отворилась
И Гейне вошел.
Талантливый малый,
Немецкий поэт.
Вошел и сказал он:
— Светлову привет!
Я прыгнул с кровати
И шаркнул ногой:
— Садитесь, пожалуйста,
Мой дорогой!
Присядьте, прошу вас,
На эту тахту,
Стихи и поэмы
Сейчас вам прочту!..
Гляжу я на гостя, —
Он бел, как стена,
И с ужасом шепчет:
— Спасибо, не на…
Да, Гейне воскликнул:
— Товарищ Светлев!
Не надо, не надо,
Не надо стихов!
И. СЕЛЬВИНСКИЙ
ЙЕХАЛИ ДА ЙЕХАЛИ
Йехали ды констры, йехали ды монстры
Инберы-Винберы губы по чубам.
Йехали Kohонстры па лугу па всякому
Выверченным шляхом через Зиф в Госиздат.
А по-а-середке батько Селэвынский.
В окуляры зиркает атаман Илья:
— Гэй, ну-тэ, хлопцы, а куды Зэлиньский,
А куды да куд-куды вин загинае шлях?
Гайда-адуйда, гэйда, уля-лай-да
Барысо агапайда ды эл-цэ-ка.
Гэй, вы коня-аги биз? несы асм? усы?
Локали-за
