Братья Калиостро провели несколько часов в огромном отеле для иммигрантов при порте Буэнос-Айреса, красноватом домине, возведенном на той же набережной, где они вступили на землю обетованную. Там же они выправили пассажирские документы и визы на жительство и отправились на поиски дяди — иголки в стоге сена, тени чайки в темном зимнем море. Два дня они бродили по городу от одного правительственного учреждения к другому.
Лучано и Людовико походили на потерявшихся в буре птиц. Но любой человек, меняющий свое место жительства, всегда оставляет хоть какой-то след, кто-то отмечает его маршрут следования в какой-нибудь книге прибывших или устанавливает местожительство после какой-либо бюрократической процедуры. В конце концов они нашли следы родственника: Алессандро Чанкальини заполнил несколько анкет в отделе записи актов гражданского состояния, чтобы обновить свои документы и жениться. С того момента прошло больше восьми лет, но верящие в свою счастливую звезду братья записали на бумажке адрес, который дал им принявший их чиновник. Воодушевленные этим фактом и с улыбкой на лице, они отправились на поиски дяди.
Братья пешком прошли по городу, утреннее нежаркое солнце располагало к длительной прогулке, им понравилась людская суета, которой полнились улицы города, открытые их человеческому любопытству лавки, здоровенные памятники и общественные здания. В полдень они зашли покушать в одну оживленную генуэзскую столовую «Тетушка Беатриче»: две полные тарелки макарон с соусом из креветок и петрушки, кувшинчик красного вина со льдом — идущие в дальний путь знают, что, подкрепившись и разгорячив свою кровь, пройти можно куда больше. За соседним столиком завтракал рыбак-сицилиец, живший в низине Сан-Фернандо. Он приехал в столицу, чтобы закупить продовольствия и товаров, а потом собирался вернуться на север в своей колымаге, полной скрипов и сетей. Родной язык мгновенно вызвал взаимное доверие, слово за слово, и он предложил им место в своей повозке, если они помогут загрузить пару тюков в каком-то магазинчике, в котором торгуют всякой всячиной, так что братья за свою рабочую силу получили транспорт. Они проехали по северной авениде, сицилиец болтал, словно до этого молчал полжизни, перед заходом солнца они добрались до склонов Сан-Исидро,[1]где, согласно полученным сведениям, и жил их дядюшка. Братья соскочили с колымаги, попрощались с рыбаком и побежали по указанному в записке адресу. Они прошли не более двух мощеных улиц и увидели простенький одноэтажный домик в несколько комнат, фасад белого цвета, потемневшие пятна подтеков, густую рощицу вокруг здания. Они постучались, им открыл худой, но крепкий человек лет, наверное, около тридцати пяти, в его лице они разглядели знакомые черты своей матери, хотя и в мужском варианте — перед ними стоял Алессандро Чанкальини. Едва они сказали, кто они такие, — немного слов потребовалось, чтобы рассказать все то, что произошло за много лет, — дядюшка заплакал и заговорил, запинаясь от захлестнувших его чувств. Столько лет без единой весточки от единственной сестры.
«Где они были эти годы?» — промелькнуло в его голове; большое расстояние, словно непроходимая стена, и вдруг они выходят из облака воспоминаний, которое никогда полностью не рассеивается, и говорят ему: «Это мы, дядя, Лучано и Людовико, сыновья Лореты, твоей сестры». Но таково положение дел в нашем мире, сказал какой-то голос в голове Алессандро, расстояния кажутся огромными, и вдруг — как случилось этим теплым и пахнущим садовым флердоранжем вечером — они сокращаются вмиг: в одну секунду он переместился во времени и вернулся в Феррару, где родился и жил, пока жажда странствий не забросила его в Аргентину, а там остались его родители и сестра Лорета, дядюшки по отцовской линии и трое двоюродных братьев, улицы, на которых ему открывалось пронзительное звучание жизни. Но воспоминания длились всего одно мгновение, он моргнуть не успел, как снова оказался в Сан-Исидро перед племянниками. Дядя жил с женой-аргентинкой и пятью детьми в тихом рабочем квартале. Алессандро пригласил братьев пожить здесь до тех пор, пока они не устроятся где-нибудь, — нет ничего более важного, чем помочь тем, в чьих жилах течет та же кровь, иммигранты, такие, как он, знают, что одна рука спасает другую, а вместе они непобедимы. Калиостро прожили в доме своих родственников три недели, ютясь в крохотной побеленной известью комнатке. Мебели практически не было, но пары толстых одеял, расстеленных поверх циновок, хватало, чтобы спать и видеть сны.
В октябре удача снова улыбнулась братьям Калиостро. Поскольку кроме своего родного языка они говорили достаточно свободно на французском и испанском — в их странствиях разговорной практики было предостаточно, — братья устроились подсобными рабочими на кухне отеля «Бристоль» в Мар-дель-Плате, одном из самых изысканных и аристократических отелей Аргентины. К тому времени близнецам исполнилось уже двадцать пять, они были высокими и сильными мужчинами с черными короткими вьющимися волосами, светлой, обветренной морскими ветрами кожей, темные глаза их блестели, словно разлитая в воде нефть, сердце, томимое жаждой приключений, отчаянно билось в груди. Братья со слезами на глазах простились с семейством Чанкальини и обещали их не забывать, выехали из Сан-Исидро и прибыли в Буэнос-Айрес на станцию Площадь Конституции, а там влезли в вагон, который тянул за собой черный паровоз, он и довез братьев до юго-восточного побережья. Они приехали в Мар-дель-Плату в десять часов вечера, в самый разгар весны, и безграничное море встретило их лазурными холмами Атлантики, терявшимися в бесконечности.
На следующий день после того, как братья оказались в Мар-дель-Плате, они приступили к работе на огромной кухне отеля «Бристоль». Лучано и Людовико сразу же показали себя людьми незаурядными: приятные, с богатым воображением, харизматичные и целеустремленные, они работали в отеле с отличными поварами, выписанными из Ниццы и Вены, настоящими мастерами совершенных, словно рубины, вкусовых ощущений, и от них братья научились кулинарным приемам и тайнам, которыми пользовались, чтобы придумывать свои оригинальные рецепты. На этой кухне близнецы нашли свой собственный философский камень: исключительный способ сочетать вкусы и ароматы, неизвестные богачам, отдыхающим в этом курортном городке.
Клиентура отеля «Бристоль» частенько бывала в Париже, Биаррице, Остенде или Лондоне, это были землевладельцы с огромными капиталами, политики в апогее славы, родовитые эстансьерос, заработавшие себе доброе имя в войнах за национальную независимость, предприниматели, разбогатевшие на экспортной торговле, успешные адвокаты, врачи, банкиры. Мужчины и женщины, любившие пышные развлечения, путешествующие на роскошных, словно изумрудные короны, лайнерах в Европу и Соединенные Штаты, они возили с собой прислугу, кожаные баулы с горами одежды, шкатулки с драгоценностями, от вида которых у простых смертных перехватывало дыхание.
И у всех этих мужчин с холеными усами и безупречными манерами, куривших ароматизированные корицей или шоколадом кубинские сигары и потягивающих коньяк, и у всех этих женщин, завернутых в шелка и тонкие газовые ткани, одевающихся у лучших иностранных портных, — у всех у них был эстетический вкус, привитый английскими и французскими педагогами. Они полагали, что жизнь — это ничем не омрачаемый праздник, от зари до зари купались в счастье, ощущали себя полномочными представителями рая, так что едва они попробовали блюда, приготовленные братьями Калиостро, их соусы с ароматом экзотических трав, приправленное восточными специями мясо или кисло-сладкие супы с морепродуктами, они тут же предпочли близнецов всем другим поварам.
