у разрушенного дома, из него выпрыгнуло несколько молодцов. Один из них держал на поводке пожилую, но резвую овчарку, чуть заметно прихрамывавшую на переднюю лапу. Хайраддина поразило то, что парень, который по виду был даже моложе его, был абсолютно седым. Он ещё не знал, что сам выглядит точно так же.
— Такого мы еще никогда не видели, — сказал кто-то из спасателей. — Как после бомбежки.
— Я видел. В Донецке, — коротко отозвался седой. — В любом случае надо проверить.
— Проверить в любом случае надо, — ответил седой. — Вперёд, Акбар.
Спущенная с поводка овчарка потрусила к груде обломков бетона. Обошла кругом, принюхиваясь, затем забралась наверх и села на одной из торчащих плит, деловито бухнув два раза.
— Ну вот, — сказал седой. — А ты заладил: вряд ли, вряд ли.
Камень за камнем, кусок за куском. Расколотый умывальник, искореженный диван с раздавленными пружинами, сдавленные, будто под заводским прессом, книги…
Спасатели трудились весь день, до вечера, и Хайраддин стал им помогать. Русские приняли помощь без слов, да и не один Хайраддин в конечном итоге оказался добровольным помощником — все, кто выжил после разрушительного землетрясения и был способен двигаться и работать, присоединились к разбору завалов. Чужих людей в беде не бывает, общее горе заставило всех трудиться в едином порыве. Только бы нашлись живые! Тяжёлые плиты и балки убирали манипулятором, обломки поменьше — осторожно вынимали руками. Однако живых не было, только мёртвые тела.
Спасатель, которого Хайраддин увидел первым, затянулся сигаретой во время короткого перерыва. Протянул другую инженеру. Тот, хоть и курил лишь в студенчестве, судорожно зачиркал зажигалкой.
— Да нет здесь живых! — бросил спасатель напарнику. — Ошибся твой Акбар.
— Акбар не ошибается, — ответил седой, покачав головой. — Можешь у Лены моей спросить или у Кольки. Восемь лет назад, когда бандеровцы Донецк накрыли из «смерчей», мой дом также перемолотило. А Акбар всё бегал вокруг руин, лаял… стали копать — отрыли Лену с Коленькой. Они уж и не чаяли спастись…
Отчего-то слова седого внушили надежду Хайраддину.
— Вы из-за этого стали спасатель? — на ломаном русском спросил он.
Седой кивнул:
— Сначала в ополчении повоевал. Ранен был у Саур-Могилы. Признали негодным к дальнейшей службе. Мы с Акбаром и пошли в спасатели. Его брать сначала не хотели, говорили, старый для обучения, а он и без всякого обучения…
Акбар деловито бухнул — раз, другой. И тут откуда-то из-под завалов донеслось тоненькое тявканье…
* * *
Хайраддин не находил себе места, пока над его дочерью разбирали завалы. Звонил жене в больницу, звал свою девочку, говорил с ней, благодарил Аллаха. Голосок Есен был очень слабым. Наконец девочку и пса вытащили из их ловушки.
Напоили водой — и девочку, и верного пса. Есен вцепилась в отца и не произносила ни слова, лишь сжимала тонкие, грязные, исцарапанные руки.
Пока ждали «скорую», возвращавшуюся после перевозки одного из выживших из соседнего дома, седой со своим Акбаром вновь обошли руины. Хайраддин хотел было спросить про родителей, но… На этот раз пёс остался спокоен — значит, увы, живых больше не было. Акбар не ошибался никогда.
— Теперь займёмся следующим домом. По машинам, братва.
— Постой, — напрягая все свои знания русского, сказал Хайраддин, вставая с дочерью на руках. — Скажи… вот, мы — страна НАТО. И мы помогали Украине. Беспилотники, которые производит Турция, воюют против вас, наша страна продаёт Украине оружия. Почему ты нам помогаешь?
Седой вздохнул.
— Потому что горе у людей одинаковое, — сказал он. — И мы, на Донбассе, это понимаем лучше других. Тот, кому самому было больно, всегда посочувствует тому, кому больно сейчас. Вот ты — ненамного меня старше, а весь седой, как я. А я поседел в ту ночь, когда руками докапывался до жены и сына. Мне не хочется, чтобы кто-то чувствовал то, что чувствовал я тогда, понимаешь?
Хайраддин кивнул:
— Понимаю. Можно, я потом буду вам помогать? Тебя как зовут?
— Арсен, — ответил седой. — Приезжай, коли не шутишь. В беде каждая пара рук на вес золота…
Шапка командира
Сержант Иван Фролов сидел на броне своей боевой машины и чистил мандарин. Один мандарин в руке, еще два — в кармане. Угощение привезли волонтеры. Они регулярно доставляли на фронт посылки, которые для бойцов СВО собирала вся страна, — тут были и фрукты, и носки, и балаклавы, и детские рисунки, письма и много чего еще, такого важного на фронте, а один мальчик из Севастополя даже передал нашим ребятам конфеты из своего новогоднего подарка.
К БМП направлялся пацан. Обычный такой мальчишка лет десяти, не старше. Только очень грязный, будто долго топал через раскисшую земля, и это было странно — вокруг-то уже все просохло. Одет паренёк был небогато — турецкая курточка с капюшоном, откинутым назад, видавшие виды джинсы и ботинки такого древнего фасона, какой сам Ваня уже по возрасту не застал. Мальчик пристально смотрел на бойца.
Ваня засунул руку в карман куртки:
— Хочешь мандаринку?
Не дожидаясь ответа, бросил мальчугану фрукт. Тот поймал мандаринку на лету и спрятал в карман. А потом подал наконец голос:
— Спасибо. Я сестричке отнесу.
— Тогда держи ещё одну, — улыбнулся Ваня, спрыгивая с брони.
Тот отрицательно мотнул головой, но потом всё-таки взял гостинец. И снова заговорил:
— Дядя, а это у вас танк?
— БРМ-1К, — поправил сержант. И пояснил: — Боевая разведывательная машина. Танки — они побольше будут, и пушка у них солиднее.
— Я знаю, — кивнул паренёк. — Танки через нашу деревню проходили. Вражеские. С крестами.
— Давно? — насторожился Ваня.
— Недели две назад, — ответил паренёк. — Говорят, их здесь, под Крюковкой, наша арта накрыла.
— А ты сам не местный, что ли? — высунулся из люка командир разведгруппы Володя Спицын. Вообще-то в экипаже БРМ — шесть человек, но у них в наличии было пятеро: командира машины на днях ранило, и Володя временно совмещал — был и комгруппы, и командиром самой БРМ.
— Не, — покачал головой паренёк. — Из Авдеевки я. Как услышал, что наши выбили из Крюковки бандер, так и прибежал. Интересно!
— Из Авдеевки? — задумчиво нахмурился Володя. — Мы как раз к вам выдвигаемся. Нам сказали, село пустое, брошенное.
— Ну, не пустое, — возразил мальчуган. — Там мы живём с сестрой и бабушкой, а ещё Черныши, дед с бабкой, и Цыганчуки… — Внезапно он тоже нахмурился. — Только вам в село нельзя!
— Это почему? — удивился Володя.
Мальчишка сделал знак, чтобы боец наклонился, приподнялся на цыпочках и зашептал на ухо, словно их мог услышать кто-то посторонний:
— У села старая ферма есть. Бывшая племенная станция. При ней общежитие. Ну, как
