шесть лет мы пронесли.
Как и многое другое.
В тот же день я остановилась у калитки и головой по сторонам покрутила. Вернулась к телефону, экран которого без десяти девять высвечивал. И кто-то ещё уже должен был прийти, но… переулок оставался безлюдным.
Разве что в метрах пяти от меня ошивался парень.
Кен.
Как-то вот сразу, с первого взгляда и мысли к нему прилепилось это слово, ёмкое и меткое прозвище, что так подходило. Он, действительно, был похож на куклу. Ту самую, которая из далёкого детства и Барби.
Или с отфотошопленной обложки глянца.
Там тоже такие вот, неправдоподобно смазливые и идеальные Кены бывают.
Только там и бывают.
Они не встречаются в обычной жизни, ибо не существует парней, чтоб и скулы чёткие, будто фильтрами обработанные, и брови чёрные выразительные, и глаза с неуловимо инаковым разрезом.
Светло-русые волосы, что модно подстрижены и столь же модно уложены.
Только глаза у Кена оказались обычные.
Серые.
Он на меня ими и взглянул, резанул так остро, что я поспешно отвернулась. Подумала, что из нашей группы — пусть я ещё и не знала всех в лицо — Кен быть точно не может. Такие вот… не учатся в медицинских, да он от вида крови в обморок грохнется.
По нему же видно.
Это мелькнуло почему-то раздраженной мыслью, которую я отогнала. Увидела, наконец и к счастью, маячившую на светофоре фигуру Артёма. Его было сложно не признать, хоть мы и виделись всего раз.
Артём Кузнецов был и есть сажень в плечах.
Метр девяносто пять, широкая улыбка в тридцать два зуба, бычья шея, блондинистые волосы и чуб, что никакими средствами не усмиряется. Мы пробовали, а ещё, выиграв спор, прямо в лекционном зале ГУКа учили ходить его на каблуках.
И расскажи мне об этом в ту минуту, я бы не поверила.
Какие туфли, когда, вырядившись в деловой костюм и взяв портфель, он надвигался на меня этакой махиной.
Флагманским фрегатом.
— Утречко доброе!
— Привет, — я, вслушиваясь в добродушно-неподражаемую интонацию и басистый голос, невольно улыбнулась в ответ.
Пожала протянутую для приветствия ладонь-лопату.
И голову, осознавая свой «метр с кепкой», я к нему задрала.
— Ну чего, где все? Договаривались же, — Артём, озираясь по сторонам, дым туда же в сторону выдохнул, пихнул меня в бок, указывая за мою спину и щурясь. — А вон, слушай, это же наша? Как её…
— Валюша, — я, проследив за его взглядом, хмыкнула.
Ибо Валюша была… Валюшей.
Её, как и Артёма, я первый раз увидела в приемной комиссии, когда документы мы подавали. Она подошла и представилась сама, запомнилась по какой-то общей нескладности, дерганным движениям и беспардонной привычке влезать в чужой разговор.
Восьмое чудо света.
Так стервозно и цинично называли её за глаза токсичные и злые мы. Делали ставки, после какой из сессий она всё-таки вылетит. Ну или хотя бы получит за свою нагловато-хамскую манеру речи по зубам.
— Привет! — она улыбнулась, поправила огромные круглые очки и протараторила бодро и чуть нервно. — А я думала, что опоздаю. Трамвай с утра сломался, пришлось такси вызывать. Цены — ужас! И он завез не туда, понабрали работать… Мне километр пешком пришлось идти. А я вижу, вы тут стоите!
— Уже не стоим, — Артём, туша сигарету и прицельным щелчком отправляя её в урну, отозвался хмуро, покосился на наручные часы. — Три минуты осталось. Прошу вперёд, дамы. Остальные сами ножками. Дотопают.
Или уже дотопали.
В холле, что едва вмещал кофейный автомат и две банкетки под окном у батареи, нашлось ещё пять человек нашей группы.
Две блондинки, три брюнетки.
Мальчиков же, не считая Артёма, по спискам у нас было ещё три. Большая-большая роскошь и удача, как скажут нам потом и не раз.
«Цените, дэвочки».
— Так, сто шестнадцатая?
Нас спросили деловито.
И с порога, на котором я, пропуская Артёма и Валюшу, замешкалась. Оценила уже все занятые посадочные места, и стоять почти у самых дверей, лишь чуть отойдя к окну и подоконнику, я осталась.
Кивнула согласно одной из блондинок, в которой старосту по имени Катя признала. Её фотографии, добавляя в друзья и проявляя любопытство, я рассмотрела ещё вчера. Прикинула, что на моль бледную она больше всего походит.
— Она самая, — Артём хохотнул коротко.
— Алина.
Я представилась вежливо.
Неслышимо, ибо моё имя в звучном хлопке входной двери утонуло. Потянуло оглянуться, но… зычный бас Артёма, привлекая внимание, громыхнул на весь по субботнему пустой холл, унёсся в безлюдный длинный коридор:
— Господи, Ивницкая, и ты здесь…
— Не ной, Тёмка, — плотная блондинка, что сидела на краю банкетки, подняла голову и сладко-гадко улыбнулась, поправила отправленные на волосы тёмные очки. — Три месяца не виделись с курсов. Ты соскучился по мне?
— Ребят, тише! — Катя шикнула сердито. — Больница.
— Ну не морг же, — это вырвалось у меня.
К счастью, негромко.
Вот только меня услышали, хмыкнули над головой. Так близко, что я всё ж обернулась, почти уткнулась в идеальную грудь идеального… Кена. Он же, продолжая стоять рядом и не глядя на меня, сказал для всех:
— Глеб.
Глеб Измайлов.
А «Господи, Ивницкая» оказалась Полиной.
Мы познакомились первого сентября.
В первый учебный, ещё по-летнему тёплый и солнечный день, когда в других вузах толкали торжественные речи и поздравления. А мы, гоняя дешёвый кофе и знакомясь, толкали рассказы о себе и ждали полтора часа, пока о нас вспомнят.
Придут и заберут.
И сварливо скажут, что опоздали.
Мы.
8 часов 24 минуты до…
Ивницкая объявляется, когда кофе, ставший незаметно холодным и противным, я отправляю одним махом в раковину. Медитирую над ней, рассматривая кофейную гущу, что по серебристо-стальному дну неспешно расползается.
Растекается загадочным рисунком, как по блюдцу, на которое остатки кофе вот так же выливают, переворачивают полупустые чашки, чтоб правду и тайну узнать, разглядеть в причудливом узоре будущее…
Мне бы тоже.
Разглядеть его, погадать первый раз в жизни всерьёз и взаправду, узнать, что я не…
— Алина!
…что, что Ивницкая, если вот прямо сейчас не открыть дверь, вышибет её с ноги, а потому… неуместные мысли, добавляя воды, я смываю в трубы вместе с остатками кофе.
Отправляю их.
К чёрту.
И в коридор я выхожу торопливо, спасаю входную дверь и соседей, которые к столь ранним воплям на весь подъезд как-то не привыкли.
— Калинина! Ты чего, дрыхнешь ещё, что ль? Почему двери не открываем? Я тебе уже на телефон позвонить успела! И вруби ты наконец звонок. Тебе его на кой Глеб тогда делал? До тебя
