неказистой, но, вне всякого сомнения, очень мощной машинки соответствовал самым жестким требованиям армейского дизайна. А электрический двигатель, работающий абсолютно неслышно, великолепно укладывался в логическую цепочку «малошумный вертолет — новенький ИЛ-122МВ — навороченная снаряга — безликая эмблема».
Не разочаровали и следующие звенья. Рампа опустилась только после того, как самолет оказался в крытом ангаре, двери которого, сомкнувшись, спрятали борт от взглядов досужих наблюдателей. Ничем не примечательный участок пластикового покрытия пола, на котором остановился квадрик после спуска по рампе, оказался платформой грузового лифта, опустившего нас под землю на глубину этажей двенадцати-пятнадцати. А в подземном тоннеле, по которому мы ехали следующие минут двадцать, запросто разъехались бы два БТР-а! Впрочем, кататься по нему, вне всякого сомнения, дозволялось только обладателям соответствующего доступа, а для всех остальных имелись мощнейшие гермозатворы, автоматизированные огневые точки, форсунки системы вентиляции с подозрительными потеками и так далее. В общем, к концу поездки я проникся глубочайшим уважением к паранойе разработчиков и нынешних обитателей этого спецобъекта. А когда квадрик свернул на одном из перекрестков и, плавно замедлившись, замер возле дверей лифта, рядом с которыми матово поблескивал навороченный терминал системы контроля доступа, вдруг вспомнил рассказы отца об особенностях «прописки» в спецподразделениях и перешел в боевой режим…
…Мой «покупатель» оказался высоким, широкоплечим и очень коротко стриженным мужчиной лет тридцати восьми, облаченным в уже знакомый бело-серо-зеленый камуфляж. Отсутствие знаков различия на последнем почти не удивило. Острый взгляд, буквально впившийся в мое лицо — тоже. Зато насмешливый комментарий, озвученный после полутораминутного изучения, основательно напряг:
— Так вот ты какой, Чума Призракович Чубаров!
Тем не менее, выяснять, откуда хозяин кабинета знает позывной моего покойного отца, я даже не подумал — бесстрастно смотрел в светло-голубые глаза все время, пока будущее начальство подавалось вперед, вставало с кресла и обходило Т-образный стол. А шаге на третьем был вынужден уходить в сторону от самой обычной металлической линейки, брошенной в горло, отбивать ладонью карандаш, летящий в правый глаз, и смещаться в сторону от удара ноги в коленную чашечку.
Да, где-то на краю сознания я понимал, что все это — лишь тест на профпригодность, но жажда крови, разбуженная известием о гибели девчонок, никуда не делась и требовала действий. Вот я и сорвался — на полной скорости притерся к джебу, нацеленному в кадык, вбил в печень полноценный кросс, встретил опускающуюся челюсть левым апперкотом, вынес ближнюю ногу передней подсечкой и окончательно срубил падающее тело ударом внутренним ребром правой ладони по сонной артерии.
— Да уж, умеешь ты налаживать отношения… — озадаченно пробормотал Бульдог, оглядев бессознательное тело, и тяжело вздохнул. Потом пересек кабинет по диагонали, сдвинул в сторону самую обычную стенную панель и бесцеремонно влез в бар.
Пока он звенел бокалами и выбирал, что бы такого продегустировать, я успел оглядеть опять закровившие кулаки, как следует осмотреться и прийти к выводу, что хозяин помещения проводит в нем не так уж и много времени. Ибо к комплекту безликой мебели и обязательному портрету президента, висящему на дальней стене, добавил только информационно-аналитический центр, не особо дорогое кресло руководителя и простенький настенный календарь с грудастыми красотками в нижнем белье.
А потом Геннадий Александрович, наконец, набулькал себе какой-то дряни, пригубил, довольно крякнул и повернулся ко мне:
— Вали в приемную: вправлю ему мозги — позову…
Позвал. Минут через двадцать с гаком. Высунувшись из-за двери, продемонстрировав раскрасневшееся лицо и требовательно поманив пальцем. Я нехотя встал с продавленного дивана, оглядел себя в ростовом зеркале, счел свой внешний вид удовлетворительным и пошел, куда зовут. При этом спину не горбил, шага не замедлял, взгляда не прятал — перешагнув через порог кабинета, сходу уставился в глаза будущему начальству и спокойно извинился:
— Прошу прощения — рефлексы.
— Все нормально. Сам виноват… — недовольно буркнул оклемавшийся офицер и, наконец, представился: — Валет. Командир подразделения «Яровит». А ты у нас будешь Раздором.
— Почему это? — полюбопытствовал Бульдог, ради такого дела прервав процесс смакования алкоголя.
Начальство посмотрело на меня и требовательно шевельнуло кистью. Пришлось включать голову и озвучивать наиболее вероятный вариант:
— Попав в армию, Первый Всадник Апокалипсиса может сменить коня с белого на рыжего и превратиться во Второго, то есть, в Войну. Но слово Война женского рода и мне не подходит. Зато подходит второе прозвище того же библейского персонажа — Раздор.
— Не дурак! — удовлетворенно кивнул Валет, повернулся к моему провожатому и посерьезнел: — Все, Ген, дальше мы сами. А ты можешь валить обратно.
Мой провожатый без лишних слов поставил пустой бокал на столешницу, попрощался со мной жизнеутверждающим хлопком ладони по плечу и молча вышел из кабинета. А Большое Начальство, проводив его взглядом, повернулось ко мне, предложило присаживаться и выложило на столешницу знакомый пенал:
— «Яровит» является самым засекреченным подразделением Службы Специальных Операций Министерства Обороны России. Большая часть личного состава проживает на территории одного из центров подготовки младших специалистов Центрального Военного округа и добирается до места службы на скоростном метро, которого, вроде как, не существует. Меньшая покидает подземный город, построенный еще во времена Советского Союза, только во время командировок и отпусков. Поддержание режима секретности по определению подразумевает некоторые неудобства. В частности, работу глушилок на всей территории и отсутствие какой-либо связи с внешним миром для тех, чей уровень доступа недостаточно высок. Сказать, сколько времени продлится проживание в информационном вакууме лично для тебя, я не в состоянии, так как все, что связано с твоей службой в «Яровите», решается в Москве. Поэтому перейду к конкретике. Сейчас ты достанешь девайсы, на которых хранится личная информация, перегонишь ее в память своего «Амика», удалишь то, что сочтешь необходимым, и уберешь пароли…
Я в темпе проделал все необходимые манипуляции, благо с логикой работы армейского многофункционального информационного комплекса разобрался достаточно неплохо, и вернул девайсы в пенал. За что удостоился одобрительного взгляда и получил возможность оценить добросовестность тех, кто меня прикрывал:
— Часы и телефон пропишутся в сети уже сегодня. Само собой, после того как с ними поработают наши спецы. Чтобы желающие пообщаться с тобой-любимым ненароком не передумали лететь к месту, где их будет ждать теплый прием. Но это дело будущего. А в настоящем нам с тобой придется сделать еще три дела — подписать контракт на службу в «Яровите», дать присягу перед камерой и поставить автограф под десятком подписок о неразглашении.
Я пожал плечами, «привязал» себя к конкретному подразделению и государству, вернулся в свое кресло и снова уставился на Валета. А тот, не став заморачиваться с никому не нужными поздравлениями, перешел к более продвинутым объяснениям. Правда, начал как-то уж очень издалека:
— Скажу прямо: твое появление в «Яровите» здорово напрягает. Ведь в нашем подразделении срочников и контрактников в принципе не бывает, вооруженные силы РФ не заключают контрактов длительностью менее трех лет, перед переводом к нам каждый потенциальный кандидат проходит всестороннюю проверку, занимающую порядка двух лет, а тебя придется проверять постфактум и тэдэ. Однако Большое Начальство сочло возможным сделать исключение. И подсластило пилюлю, дав понять, что твои нынешние кондиции существенно выше кондиций молодых лейтенантов, которые обычно проходят сито первичного отбора, продемонстрировав записи твоей работы в тире, в восьмиугольнике и в реальных схватках на улице, а также намекнув на то, что Призрак гонял тебя с самого детства отнюдь не по школьной программе.
Программа, по которой меня гоняли родители, действительно была совсем не школьной. Только рассказывать о том периоде жизни у меня не было никакого желания, поэтому я слушал монолог Валета с «неослабевающим вниманием» и даже не пытался вставлять какие-либо реплики.
— В общем, я был вынужден взять под козырек. Но без особого энтузиазма — кондиции кондициями, но каждый из моих подчиненных с отличием закончил военное училище, соответственно, обладает приличным объемом весьма специфических знаний и навыков, которых у тебя не может быть по определению. Так что нарабатывать их придется параллельно плановым занятиям, то есть, за счет личного времени и в очень напряженном режиме.
— Устраивает… — глухо сказал я. Потом сообразил, что альтернативы не предлагается, и снова заткнулся. А командир «Яровита», коротко кивнув, перешел к конкретике:
— Как ты, наверное, уже заметил, порядки в нашем подразделении мало похожи на стандартные армейские — мы обращаемся друг к другу только по позывным, не носим знаки различия, живем в комфорте, питаемся, как в ресторане, не тратим время на ерунду и так
