как могло быть иначе. Один из сражающихся был полностью здоров и облачён в доспехи, создавая образ благородного солдата, готового вот-вот отправиться на войну, чтобы защитить свое государство и своих близких.
Всё в короле Ариа́дне, будь то черные кожаные сапоги, которые украшали серебряные пряжки или королевское облачение малинового цвета, сочеталось настолько идеально, что не хотелось отводить взор от столь прекрасного мужчины. Поверх облачения на нём были надеты латы, что защищали его от ударов противника. И из-за того, что Ариадн не надел шлем, его длинные черные волосы, несмотря на то, что и были собраны в высокий хвост, завязанный лентой такого же цвета, как и одеяния, всё же слегка развевались на ветру.
Что касалось же другого, то Палеан был полностью изранен, да и одежда на нем находилась в таком плачевном состоянии, что хотелось отвести глаза, лишь бы не смотреть на это зрелище.
Но это зрелище нисколько не смутило короля и не заставило задуматься о том, чтобы отложить бой, хотя бы на день. Напротив, его глаза горели и искрились от злобы. Вот почему, когда они остались на поле один на один, стоя друг напротив друга, Ариадн решил спросить в последний раз:
— Ты так и не признаешься в том, что сделал?
Палеан же просто стоял и смотрел на траву под ногами, не проронив ни слова. Этим молчанием он злил своего противника ещё больше.
— Скажи же! Почему ты продолжаешь молчать, ведь я видел всё своими глазами. Почему ты не признаешься?
— Что даст вам мое признание? Что оно вам даст? — наконец Палеан поднял голову и посмотрел прямо в глаза короля — Я уже говорил Его Величеству, что я не совершал того, в чём меня обвиняют, но что толку? Мои слова для вас ничего не значат, так какой смысл мне говорить что-то?
— Ты хочешь сказать, что мои собственные глаза обманули меня? Я видел собственными глазами, как ты вонзил кинжал в сердце королевы и собирался сделать то же самое с моим ребенком! Я видел это!! — почти крича произнес Ариадн и схватил еле стоящего на ногах Палеана за грудки. — Глаза не могут лгать! Не могут!
— Боюсь, что огорчу Его Величество, но на этот раз они, действительно, солгали ему, — без единой эмоции на лице произнес Палеан, вновь опустив голову.
Короля эти слова окончательно вывели из себя, и, отпустив соперника, он толкнул его в сторону, заставив отойти на несколько шагов назад.
— Славно, ха-ха, очень славно, — сказал Ариадн и достал меч из ножен — Даже если мои глаза и лгут, сделанного не воротишь. Ты был безжалостен, убивая других, сегодня я буду также безжалостен по отношению к тебе. Справедливость восторжествует, — и сжав рукоять меча, Ариадн пошел на противника.
— Справедливость? Есть ли она в этом мире? — всё, что успел сказать Палеан прежде, чем острый клинок вонзился прямо в его грудь.
Когда Ариадн вонзил меч, он не ожидал, что противник будет просто стоять, а всё же попытается дать отпор, но тот, по-прежнему, продолжал стоять недвижимо.
— Справедливость говорите? Справедливость… Справедливость… — как в бреду, повторял волшебник, но мгновение спустя, поднял голову и посмотрел прямо в глаза королю. — Если справедливость в этом мире существует, то мы встретимся вновь, а если нет, то такова судьба, — и схватив меч, что вонзили в его грудь, Палеан протолкнул его ещё дальше, пронзив свою грудь полностью и окинув поле, на котором они сражались, взглядом в последний раз, на мгновение, всё же, вновь посмотрев на Ариадна, добавил — Я не делал этого! Я не такой! Я бы никогда не пошел против вас! До свидания, Величество Ваше… — таковы были последние слова Палеана, когда за его проступок король Ариадн убил его, оставив от некогда всеми любимого и почитаемого волшебника, один лишь черный дым, который исчез также быстро, как и появился.
— Палеан… — всё, что произнес король, когда дым рассеялся и перед ним вновь появилось длинное и широкое поле, усыпанное разными цветами и кустами.
Именно на этом поле, ровно двадцать лет назад, когда Ариадна возвращался с поля битвы со своими генералами, он и нашел юношу, который дрожал и тихо скулил от боли, весь в ранах и ссадинах. В тот день, король пожалел его и забрал с собой во дворец, в надежде дать ему работу и кров. Но юноша проявил себя и оказался довольно умным и сильным настолько, что с ним в уме могли посоревноваться мудрецы всего королевства, а сравниться в силе, сильнейшие воины армии Его Величества.
Но кто же знал, что такой одаренный волшебник, которому дали такую редкую возможность и власть, что даже сам король считал его братом, в итоге станет тем, кого все возненавидят.
Жизнь бывает слишком непредсказуема и, порой, враги становятся друзьями, а друзья — врагами. Нам известно, что было вчера, что есть сегодня, но никогда не будет известно, что будет завтра. И это печально. Но, возможно, всё не так плохо, как кажется.
После того дня, Ариадн вернется во дворец и закроется от всех придворных и даже от главного советника.
По всему королевству разойдется весть о том, что король свершил месть и справедливость восторжествовала. Каждый житель королевства будет рад такому исходу, кроме одного, кроме того, кто эту месть и совершил.
Ариадн проживет еще десять лет, а после передаст престол сыну и умрет, с обидой на сердце и с мыслью о том, как жаль, что, в конце концов, все получилось именно так и что ничего уже не исправить.
Вот только… действительно ли ничего не исправить?
Все-таки, справедливость в этом мире существует и именно благодаря ей, двое друзей вначале и двое врагов в конце, возродятся в своей второй жизни и встретятся вновь.
Поможет ли то, что они познакомятся заново и пройдут через все радости и невзгоды вместе, узнавая множество забытых временем тайн и секретов? Поможет ли то, что в этот раз им будут помогать другие и в этой жизни все не будет так, как было в той? Или от прошлого, всё равно, не уйти и, рано или поздно, оно настигнет как Палеана, так и Ариадна?
Пока что неизвестно, как всё сложится во второй жизни, но известно одно — в этот раз, справедливость, действительно, восторжествует.
Глава 1. Начало ли истории настало иль это, всё-таки конец. Часть первая
Одна тысяча семьсот тридцать пятый год существования королевства Анли́ссия и восемнадцатый год правления короля Верими́ра.
Утро девятнадцатого
