вопроса. Если членство в организации влечет за собой отречение от Бога (партия, комсомол – добавлю от себя – пионеры, октябрята), в таких организациях быть членами нельзя, какие бы лишения и муки ни грозили за неучастие.
Если же от тебя прямого отречения от Бога не требуется (профсоюзы, колхозы), то в такие организации вступать не только можно, но если это требование властей, то и должно. А на лозунги типа «Профсоюзы – школа коммунизма» или «Нам не нужен Христос, а нам нужен колхоз» можно не обращать внимания (конечно, при этом самому их произносить не следует). Такая позиция актуальна и в наши дни, достаточно вспомнить смуту по поводу ИНН.
Все время в тревоге за мужа и заботе о пропитании детей
Моя мама Лидия, дочь касимовского протоиерея Димитрия Федотьева, прожила очень трудную жизнь: постоянно в тревоге за мужа, а во время его тюремных заключений – в заботе о пропитании детей. Когда в 1935 году арестовали отца Сергия и их старшего сына Анатолия, ее никуда не брали на работу, так что некоторое время, недолгое, мы жили подаянием. Одна начальница пожалела маму, взяла ее на сетевязальную фабрику чинить сети, так эту начальницу чуть не сняли и сильно ругали. Дело ограничилось выговором[2].
Во время войны, не считая, конечно, общего горя, нам стало легче жить. Поскольку голодали все, власти стали горожанам выделять во временное пользование земельные участки. Нам досталось десять соток в заливных лугах за рекой. И хотя пришлось попотеть, поднимая лопатой целину, мы стали досыта есть картошку, которая восполняла нам недостаток хлеба и других продуктов. Так жили в войну все – и мы сравнялись со всеми.
Наш отец страдает за Христа, и мы должны не горевать, а радоваться
Если говорить о Промысле Божием, то главным чудесным его проявлением в нашей семье считаю то, что мы не умерли с голоду, когда наши были в ссылке. Как любил повторять папа: «Уготовал еси предо мною трапезу сопротив стужающим мне» (Пс. 22, 5). В этом большая заслуга мамы, ее молитвы и труда.
Когда арестовали отца Сергия, мне было четыре года, а когда он вернулся, мне исполнилось девять лет. В дальнейшем был еще арест, а потом мобилизация на трудовой фронт. Так что воспитывала меня в основном мать. И главное, что она внушала нам, – что наш отец страдает за Христа и мы должны не горевать, а радоваться: если приходится что-то терпеть, то мы становимся соучастниками его подвига. Воцерковленность всей семьи и участие в богослужениях тоже были заслугой мамы и мощным воспитательным фактором.
В семье, где я был младшим, кроме меня было три брата (еще один умер в революцию в двухлетнем возрасте) и две сестры. Хочется что-то сказать о каждом.
Возрадуйтеся в той день и взыграйте!
Старший мой брат – Анатолий, 1914 года рождения. Окончил семилетнюю школу, обязательную по Всевобучу (всеобщему военному обучению), дальше учиться ему не дали, так как наша семья была лишена многих прав («лишенцы»), в частности, на продолжение обучения после обязательного минимума. Анатолий поступил псаломщиком к деду – протоиерею Анатолию Правдолюбову[3]. Служил псаломщиком до ареста в 1935 году.
Также брат частным образом занимался музыкой и по рекомендации земляка, композитора Александра Оленина, держал приемные испытания в музыкальное учебное заведение в Москве. По заданию профессора по композиции сочинил несколько фортепианных пьес, одна из которых понравилась профессору, и вопрос о поступлении был решен. Поступление должно было состояться осенью 1935 года.
Вместо этого летом того же года последовал арест и пять лет ссылки. Провожая внука в ссылку, протоиерей Анатолий напутствовал его такими словами: «Помни, Анатолий! “Возрадуйтеся в той день и взыграйте!” (Лк. 6, 23)».
Два с небольшим года мой брат провел на Соловках, и оставшийся срок – на лесоповале на Медвежьей горе (севернее Онежского озера). Перу Анатолия принадлежат изданные его детьми краткие «Соловецкие рассказы». Их особенностью является отсутствие осуждения властей, чем наполнены сочинения Солженицына и других «сидельцев».
Вы – только орудие в руках Божиих
В 1941 году мой брат был мобилизован, в 1944-м – ранен и стал инвалидом. Хочется вспомнить три эпизода его пребывания в армии.
Первый связан с вызовом к замполиту, который задал вопрос: «Как ты можешь защищать советскую власть, ведь она тебя так обидела?» Анатолий ответил: «Я верующий человек, верю, что все совершается по воле Божией, в том числе и моя ссылка. Вы – только орудие в руках Божиих. На Бога я обижаться не могу, не обижаюсь и на вас. Буду воевать не за страх, а за совесть».
Дай куличика!
Второй эпизод. Пасхальная ночь. Анатолий сохранил субботний хлебный паек и над ним ночью в укромном месте прочитал Пасхальный канон и стихиры (как бывший псаломщик, он знал пасхальную службу наизусть). Оказывается, солдаты за ним следили, и когда он хотел съесть этот свой хлеб, они подошли и попросили: «Дай куличика!» – а потом каждый дал ему кусочек от своего хлеба, чтобы он не остался голодным.
Толя, давай помолимся, чтобы нам остаться живыми
Третий эпизод. На пушкинские места наступали без артподготовки, чтобы спасти их от разрушений. Конечно, в этом своем «культурном» акте наша армия понесла неоправданные потери. Перед страшным боем комсорг подразделения обратился к Анатолию с такими словами: «Толя, давай помолимся, чтобы нам остаться живыми». Несколько удивившись, брат согласился.
Из боя вышли живыми, комсорга ранили в ногу, а Анатолию разрывной пулей раздробило кость левой руки на уровне сердца.
Мне особенно нравится его «Свете тихий»
После долгого лечения в госпиталях брат вернулся домой, работал в конторе ликеро-водочного завода и одновременно помогал не слишком квалифицированным регентам правого хора единственной тогда в городе Никольской церкви. Он был одарен как музыкант и, хотя не получил систематического музыкального образования, писал духовную музыку.
Мне особенно нравится песнопение «Свете тихий», которое возникло в сознании Анатолия и много раз утешало его на Соловках, а записано было после возвращения из ссылки. Он занимался гармонизацией песнопений знаменного распева, особенно удачно получилось песнопение «Милость мира» из литургии Василия Великого.
Его, как и отца Иоанна (Крестьянкина), гоняли с прихода на приход
Женился брат еще до армии, и когда у нас в Рязани появился энергичный архиерей Иероним (Захаров), летом 1947-го Анатолий был рукоположен в диакона, а осенью того же года – в священника. Он прослужил в этом
