Ты постираешь, – сказал брат.
– Ага! – Я отвлеклась от обработки Вовкиных ран и продемонстрировала ему кукиш. – У нас не патриархат, а равноправие. Сам стирай свои вещи.
Жили мы действительно в равноправии и душа в душу и последние пару лет были практически предоставлены самим себе. Раньше родители часто уезжали в рабочие экспедиции, а затем и вовсе перебрались в Южную Африку, изредка приезжая в гости, а нас спихнули на дальних родственников, которые, впрочем, не особо занимались нашим воспитанием. В этот раз мама прилетела на Новый год и осталась на несколько месяцев. Признаться, мы даже забыли, каково это – жить со взрослыми, но мама практически не бывала дома. Иногда складывалось впечатление, что и она забыла, как общаться с детьми, и попросту нас избегала.
За время отсутствия родителей мы успели пожить у бабушки, которая страшно нас разбаловала, а затем попали в ежовые рукавицы деда. Позже, женившись во второй раз, дедуля передал нас до совершеннолетия брата под надзор тете, которой по большому счету было на нас плевать.
В этом году нам приходилось справляться самим, что нам даже понравилось. Тетя время от времени заглядывала к нам в гости, но скорее для галочки. Были в такой жизни плюсы: никто нас особо не контролировал, а еще, пытаясь загладить вину, родители никогда не жалели карманных денег, поэтому на всевозможные развлечения нам хватало с лихвой. Поначалу родители часто звонили, но со временем звонки раздавались все реже. Никто не ругал нас за оценки, не выговаривал за внешний вид и беспорядок в комнатах. Вова одно время вообще ушел вразнос, регулярно устраивая дома вечеринки. Друзья брата часто торчали у нас, а некоторые и вовсе периодически оставались ночевать. В частности, это касалось Мальцева – тот совсем потерял совесть и буквально прописался у нас. Это даже хорошо, что они с Вовой подрались. Может, теперь не станет проводить здесь день и ночь.
– Значит, Матвей не придет к нам в пятницу? – осторожно спросила я, раз уж мои мысли перескочили на Мальцева.
– Значит, не придет, – согласился со мной Вова.
– Как же он тебе навалял, если ты у нас спортсмен, а он – музыкант?
– Так он барабанщик, – улыбнулся Вова, – у них, знаешь, какие крепкие руки!
– Начистил тебе тарелку, получается, – засмеялась я, резко мазнув ватным диском по разбитой скуле. Вовка замычал.
– Можно осторожнее?
– Могу вообще тебе не помогать, – сказала я.
– Да больно надо, – тут же отозвался Вова, но от меня не отодвинулся. Я продолжила активно обрабатывать его раны.
– Если это из-за Авериной, то она того не стоит, – продолжила я.
Вовка взвыл:
– Да что ты привязалась ко мне с Авериной?
– Это вы к ней привязались, как два упертых барана. Она вами крутит как хочет, сталкивает лбами, а вы и рады стараться на потеху остальным. Над вами же уже вся школа ржет.
– Пусть только попробуют, я их сразу заткну.
– Ну-ну, – хмыкнула я. – Забей уже на них… ну, на Соню с Матвеем. Пусть встречаются. А ты кого-нибудь получше себе найдешь. Вот еще – ссориться из-за девчонки.
– Ты ведь со своей Диной ссоришься из-за парня, – припомнил мне брат.
– Это совсем другое, – отрезала я.
Тут в спальне заиграл мой телефон – мелодия, которую я поставила на звонок на Динку. Подруга словно подслушала наш разговор и напомнила о своем существовании. Я отложила ватный диск и понеслась в комнату. Наверняка Дина решила узнать, готова ли я сегодня к выходу в театр. Мы еще в марте договорились сходить на оперетту, билеты на которую было сложно достать. Только благодаря маминой подруге удалось получить заветные контрамарки. Мы так давно никуда не выбирались вдвоем с Динкой, что сегодняшний вечер я ждала с нетерпением. Даже ненавистную физику села на понедельник делать.
– Да? – бодрым голосом отозвалась я, приняв звонок.
– Катя? – как-то сдавленно и глухо начала Дина, будто ее заперли в подвале и запретили мне звонить.
– Ну Катя, а кто ж еще? – засмеялась я. – Почему я тебя так плохо слышу?
Тогда Динка откашлялась и сказала уже громче:
– Горло берегу.
– А чего тебе его беречь? – удивилась я. – Сама собралась в оперетте выступать?
– Вот я как раз про оперетту, – начала Дина, и ее тон мне совсем не понравился.
– Только не говори, что ты не пойдешь!
– Горло что-то разболелось, – вполне правдоподобно прохрипела подруга, – и температура, кажется, поднимается.
Я расстроенно молчала, не зная, что сказать. С таким трудом мне достались эти билеты, а теперь я понятия не имела, с кем пойти в театр.
– Ты же помнишь, что мне пришлось просить маму достать контрамарки? – спросила я упавшим голосом. Понимала, что Дина разболелась не нарочно. Еще вчера в школе она чувствовала себя превосходно. – И позвать, кроме тебя, мне некого.
– Прости, что не позвонила раньше, – жалобно проговорила Дина и громко закашляла в трубку. – Думала, может, полегче станет, а оно наоборот.
– Ладно, чего уж… Выздоравливай, – тяжело вздохнула я. – Пока!
Обидно до слез! Некоторое время я простояла в задумчивости с телефоном в руке, а затем вернулась на кухню, где Вова уже успел разогреть себе обед. Ложку он держал в левой руке и, отхлебывая суп, каждый раз морщился – то ли из-за разбитой губы, то ли из-за того, что было горячо.
– Пойдешь со мной сегодня в оперетту? – без особого энтузиазма предложила я.
Брат перестал есть суп и посмотрел на меня как на полоумную. Вова у нас фанатом театрального искусства явно не являлся, тем более оперетты.
– Идти не с кем, билет пропадает, – объяснила я.
– Давай, Матвею предложу? Музыка ведь по его части.
– С дуба рухнул? – ужаснулась я, представив себя на оперетте с Мальцевым. – Музыка, может, и по его части, но явно не такая. К тому же Аверина меня убьет. Этого мне еще не хватало.
Про Соню я добавила нарочно, чтобы позлить брата. Вова снова криво улыбнулся. Его новая кровожадная ухмылка меня пугала.
– Не убьет. Она меня любит. А с Мотей – это так, меня позлить…
– Турецкий сериал, – вздохнула я. – Услышал бы Мальцев, что ты его Мотей называешь, опять в лицо бы прописал. И как ты собрался звать его в оперетту, если вы поссорились?
– Да это тоже фигня, – сказал брат и продолжил как ни в чем не бывало есть суп.
Ничего себе фигня! Как просто у него все всегда. Я была до глубины души оскорблена Динкиной внезапной простудой, кидала она этакая. А Вовке половину лица снесли, но он не в обиде, ничего страшного. Сидит, суп уплетает.
Настроения
