меня одним из своих непокорных детей, я бы долго не продержалась. Я бы сбежала обратно во Францию уже через неделю, когда почти все мои сбережения иссякли.
Родители оберегали меня всю мою жизнь. После жизни в качестве ветерана войны, папа решил сбежать от цивилизации и построил дом на вершине холма в маленьком городке в Марселе. Как будто этого было недостаточно, он выбрал место, где ближайший город находится более чем в тридцати минутах езды.
Двадцать лет там.
Целых чертовых двадцать лет.
Я прочитала больше книг, чем можно сосчитать, и в общем-то стала ботаником. Хотя отчасти это связано с папиным влиянием — психология и защита очаровывали меня больше всего.
На летних каникулах мне надоело жить в тени родителей. Я взяла паспорт, свои сбережения и улетела в Лондон. Я очень люблю своих родителей, но мне нужно нечто большее. Что-то, хоть что-нибудь, что избавит меня от всего этого бреда маленького городка.
По крайней мере, на лето.
Я могла бы поехать в Париж, но это недостаточно авантюрно. Я хотела пролететь над морем.
Приключения не включают в себя складирование коробок.
Второй раз за сегодня я отказываюсь от кладовки. Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что Самира нет в поле зрения, а затем возвращаюсь к прилавку.
Один из посетителей в проходе, напротив группы Доминика, поднимает руку. Я беру меню и иду к нему.
Я обслуживаю все столики, окружающие группу, но не их. Наблюдать издалека безопаснее. Если я подойду ближе, то почувствую, как меня затягивает на орбиту Доминика и выхода не будет.
Мужчина, которому на вид около пятидесяти, берет меню. Я киваю и возвращаюсь назад. По дороге я улавливаю глубокий, слегка хрипловатый голос Доминика. У меня подгибаются пальцы ног. Не знаю, почему у меня такая реакция на него. Добавьте к этому четкий британский акцент, и я, в общем-то, в восторге.
— У тебя вчера был замечательный гала-концерт, — говорит он одному из своих друзей. — Тебе стоит попробовать еще раз.
Я фыркаю. Ну вот. Начало очередной серии манипуляций.
За прилавком я застаю свою коллегу Нэнси, болтающую по телефону. У нее нежно-розовые волосы и огромные голубые глаза. Женщина из группы Доминика поднимает руку.
Нэнси подталкивает меня:
— Иди.
Я качаю головой и толкаю ее.
Она пожимает плечами и идет к ним. Я наблюдаю за реакцией Доминика, но он только улыбается. Есть такая штука в его улыбке. Я называю ее «полное дерьмо». Это тот тип улыбки, которую голливудские актеры демонстрируют в камеру все время. Она ослепительная и яркая, но совершенно фальшивая.
Он абсолютно фальшивый.
Почему, черт возьми, я так зациклена на нем?
Потому что он может вырвать тебя из безопасного образа примерной девочки. Он может стать твоим приключением.
Я заглушила этого маленького демона на своем левом плече.
Ни одно приключение не стоит того, чтобы связываться с опасным мужчиной.
Маленький ангел на моем правом плече говорит, и я киваю.
Но я пришла сюда за приключениями, merde (с фр. дерьмо).
Раздосадованная тем, что пришлось выслушать гипотетических демона и ангела, я возвращаюсь в кладовку. Группа Доминика попросила счет, и все они поедут на своих ослепительных машинах по лондонским пробкам.
Если мне повезет, смогу увидеть их завтра. О. Это же выходные.
Мои губы кривятся. Нужно почитать какую-нибудь психологическую литературу, чтобы отвлечься.
Это становится опасной одержимостью.
Я вздыхаю и возвращаюсь к укладке коробок. Я надеваю наушники, включаю «Coldplay» и напеваю, поднимая коробки.
Волоски на моей шее встают дыбом. Как и каждый раз, когда он заходит в кофейню. Я сглатываю, и это слышно даже сквозь музыку в ушах.
Я медленно поворачиваюсь, вытаскивая наушники. Мой желудок сжимается, когда я встречаюсь взглядом с насыщенными карими глазами Доминика.
— Здравствуй, Камилла.
Глава 3
Доминик здесь.
Нет ничего странного в том, что он находится в кофейне, учитывая, что он был ее завсегдатаем еще до моего появления. Странно, что он здесь, в этой маленькой кладовке, и разговаривает со мной.
Вблизи от него пахнет гвоздиками и глубоким мужским ароматом, от которого у меня слабеют колени. Его черный пиджак натянут на широкие плечи, как вторая кожа. Он нависает надо мной, доминируя одним лишь своим присутствием, блокируя выход — и любые рациональные мысли. Его осанка прямая, но не жесткая. Он ведет себя с безграничной легкостью, словно ему принадлежит это место и все, кто в нем находится. Если кто-то не подчинится, он разорвет его на куски и растерзает, просто потому что может.
Мне требуется секунда — или несколько — чтобы закрыть рот и вновь обрести голос.
— Откуда ты знаешь мое имя?
Он показывает на бейджик на моем фартуке, и я не могу не проследить за его худым пальцем.
Я ненадолго закрываю глаза и проклинаю свою глупость.
— Точно. Чем я могу помочь?
Возможно, он хотел сориентироваться в кофейне. Хотя, возможно, он знает это место лучше, чем я.
— Ты француженка. — Его глубокий голос с легкой хрипотцой творит странные вещи в глубине моего желудка. Мне всегда нравился британский акцент — в конце концов, я англофил в душе, но в его исполнении он звучит в десять раз более грешно и заставляет меня думать о том, как он говорит порочные вещи.
Я прижимаю одну из коробок с кофейными зернами к груди, чтобы сосредоточиться на чем угодно, только не на нем. И чтобы скрыть бешеный ритм своего сердца.
— Да.
Его указательный палец поглаживает нижнюю губу, пока он, кажется, погружен в свои мысли. Я приостанавливаю свою работу. Как, черт возьми, я могу сосредоточиться на чем-то, кроме движения указательного пальца по его губам назад-вперед? По спине пробегает жар. Когда это в маленькой кладовке стало так жарко?
La vache (с фр. Черт возьми).
Я слишком долго любовалась.
Я поднимаю глаза на него и задыхаюсь от того, как он наблюдает за мной. Его глубокие карие глаза темнеют от интереса и чего-то еще, что я не могу определить. Мое тело напрягается, и я едва удерживаю свой вес на полках.
Указательный палец Доминика опускается с губ, и я проклинаю его и себя за то, что он запретил мне смотреть шоу.
— Встретимся за обедом.
Это не просьба и не приказ. Это простое заявление, как будто он уже все решил, и остается только согласиться.
Именно так работают социопаты. Они просто очаровывают людей своим природным обаянием и всепоглощающей уверенностью. В следующий момент я
