ехать на бал, пока я не переберу горох и чечевицу…
— А, да точно, я забыла. Ну, у тебя же есть фея-крёстная, она тебе обязательно поможет.
— Какая фея? Ты о чём говоришь? Нет у меня никакой феи! Все ведьмы запрещены в королевстве. Больше нет никаких фей!
— В смысле нет никаких фей? Подожди, а кто же тогда тыкву превратит в карету?
— Я тебя не понимаю, Дрэз.
Какая-то альтернативная Золушка, честное слово! Я задумалась.
— Помоги мне вылезти из платья, — потребовала решительно.
— Что-то исправить?
— Нет-нет. Всё и-де-аль-но!
— Мне кажется волан снизу…
— Тебе кажется.
Золушка не стала перечить и послушно принялась расшнуровывать корсет. Итак, что мы имеем? Феи-крёстной нет, значит, никто не явится, не поможет, не соорудит прекрасное платье, туфли и вот это всё, что положено Золушкам. И останется бедная девчонка в услужении моей милой маменьки…
Ну что ж… Как говорится: если некому сотворить чудо, чудите сами.
Когда меня наконец выпростали из лимонно-фиолетового чудовища, я уже всё решила. Раз у бедолажки нет другой альтернативы, то её феей-крёстной стану я. И начну, пожалуй, с душевного разговора.
— Как там маменька? — уточнила я деловито, направляясь к двери. — Почивают или уже встать изволили?
— Проснулись они…
Я взялась за изящную дверную ручку.
— Дризелла… Дрэз… Ты… ты же не собираешься выходить из комнаты… вот так? — оторопела красотка-сестричка.
Я оглядела себя. Длинная блуза-камиза, кремовые шортики с кружавчиками.
— Что не так?
— Ты же раздета! Дрэз, что с тобой?
В её голосе истерило беспокойство.
— Ок-ок, я пошутила. И где мои платья? Повседневные, конечно. Не хочу, знаешь ли, портить парадное…
Из всего вороха безвкусно-пёстрых платьев я выбрала благородно-бронзовое, с красивыми золотистыми вкраплениями нитей. Мы надели его поверх вишнёвой бархатной юбки и, в сочетании с белой блузой, выглядывающей из прямоугольного декольте, смотрелось вполне благородно. Я прошла по комнате взад-вперёд, привыкая к кринолину. Ну или не знаю, как правильно называется эта конструкция, поддерживающая юбки. Если бы не корсет, то и ничего было бы. Тяжело, конечно. Бархат, парча — не самые лёгкие ткани. А тут их столько… Нижние юбки, конечно, были из более лёгких материй, но всё равно… Хорошо хоть, благодаря кринолину, под ногами не путается подол… И как в этом сидят?
— Твои волосы… — прошептала Золушка. — Они… они обрезаны!
— Да, это называется каре боб, — прошипела я. — Вернее, оно было им, пока не отросло.
— Но так же нельзя…
Девчонка чуть не плакала.
— Послушай, Синди… А есть у вас… ну там парики? Или шляпки какие-нибудь?
Шляпка оказалась забавной. Она напоминала домик, который носили на голове. Пятиугольное сооружение, не самое удобное, и, честно сказать, не самое красивое, зато практически полностью скрывающее волосы.
Но, наконец, всё позади. Даже туфли обуты на ноги. Атласные туфельки ярко-малинового цвета, пристёгнутые ремешками и — смешно сказать — не только расширяющиеся на пальцах, но и имеющие там прорези. Зачем? Но главное — с однослойной подошвой…
— И как, скажи на милость, в них по улице гулять? Все же пятки отобьёшь!
Не, ну по асфальту можно, да. Если это ровный асфальт, конечно… Вот только есть ли тут такой? Я попыталась вспомнить, когда изобрели это самое дорожное покрытие, было ли оно во времена Золушки? Но не смогла. Признаться честно, историей никогда не увлекалась.
Сестрица, устав удивляться, молча достала пару деревянных подошв на небольшой платформе. Они тоже имели ремешки и, как оказалось, надевались прямо поверх атласной обуви.
Ну… что-то в этом есть, да.
Полностью укомплектованная, я направилась вниз, грохоча по деревянной лестнице, ведущей со второго этажа на первый, где располагались спальные комнаты. Чуть не навернулась, но, ухватившись за перила, удержалась.
— Доброе утро, маменька! — завопила я как можно истошнее, чтобы меня точно услышали.
— Дризелла? — донеслось до меня из коридора налево.
Я поморщилась — нет, ну что за противное имя! — и уверенно направилась на звук голоса.
Матушка оказалась в кабинете. Она сидела за столом, склонившись над бумагами, в правой руке держала перо, грызла его зубами и хмурилась. И была точь-в-точь такой, какую я себе представляла, когда папа читал мне книжку. Дебелая, сдобная, как булочка. Хотелось потыкать в её нежную розовато-белую кожу, чтобы ощутить мягкую упругость круглых щёчек, ручек, плечиков и трёх подбородочков. А ещё этот носик-кнопочка, пирожочек, пампушечка… утю-тю!
Маменька подняла на меня крохотные глазки-черешенки. Её бровки наморщили лобик.
— Дризелла, что за унылый вид? А где твоё оранжевое платье? Ну или лазурное…
— У меня траур, — весело брякнула я, проходя к столу, — Белоснежка съела отравленное яблоко и умерла. Упс.
Почему я вспомнила именно эту сказку — сама не знаю. Хотелось пошутить, но… Маменька рассеяно кивнула:
— Да-да… Но это всё уже позади. И в королевском дворце сегодня будет дан бал по случаю очередной годовщины чудесного избавления принцессы от коварства Злой королевы… На нём принц Марион официально выберет среди гостей невесту, но, конечно, все понимают, что он посватается к Белоснежке. Союз с Эрталией слишком выгоден нашему королю.
Эрталия? Почему мне это слово показалось знакомым?
Это была первая моя мысль. А вторая: в смысле, Белоснежка? То есть, я в сказке «Золушка», а это определённо именно она, но при этом в этой же сказке — Белоснежка? Сказочный микс, да? Мозг, за что⁈
— Кстати, о бале. Маменька, давайте возьмём Синди с собой? Не, ну а что: она вполне заслужила. Платья всякие там пошила, ночь не спала. Пусть повеселится. С нас не убудет.
— Синди?
— Ну, Синдереллу. Пусть попляшет, отдохнёт, а то настроение у неё больно депрессивное.
Маменька прижала пальцы-сардельки к вискам, помассировала их (виски, конечно, не сардельки), вздохнула.
— Синдерелла останется дома. Ей надо чечевицу от гороха отделить…
— Зачем?
— Что бы они были отдельно, — терпеливо пояснила золушкина мачеха.
— А зачем? Ну и вообще. Если Синди не поедет, я тоже останусь.
Я упёрла руки в боки. Чёрные глазки уставились на меня двумя буравчиками. Маменька шумно выдохнула, уже с меньшим терпением. Крылья её носа, покрытого крупными порами, стали раздуваться.
— Какая муха тебя укусила, Дризелла?
— Дрэз. С сегодняшнего дня или так, или никак.
— Дрэз?
— А что? Коротко, стильно. Не то что Дризелла. То ли муха, то ли понос пробрал. То же мне имечко!
— Друзилла с латинского переводится как «роса»…
— Так «дру», а не «дри», — возразила я. — И сразу вспоминается Юлия Друзилла, сестра и любовница Калигулы…
Маменька прищурилась. Сложила пальцы домиком. Дутые золотые кольца на них вовсе не украшали жирные сардельки, честно признаться.
— Я не знаю, кто такая Калигула. Но я сказала: нет. Синдерелла на
