за край рукава и поздоровался:
- Доброго вам, Николай Дмитриевич.
- Охотник! Рад видеть. Чем могу?
- Да просьбочка есть одна. Выбора музыки касательно.
- Пожелания личные есть? Их всегда уважим. Называй мелодии.
- Да нет… - улыбнулся я, шагая рядом с суетливым дедом из Центра, что взял на себя действительно тяжкую обязанность по сбору музыкальных и литературных пожеланий со всего Бункера – Личных пока нет. А просьба такая – вы при выборе музыки уж учитывайте чуток разные нюансы.
- Например?
- Ну вот песня сейчас играла красивейшая… Прекрасное далеко…
- Душевная! Аж душу сворачивает!
- Согласен – кивнул я, помогая ему подниматься по ступенькам – Вот только воспринимается она слишком лично. Ведь слова там какие… Про то, как из прекрасного-далеко слышится чей-то голос и на его зов хочется спешить… а затем туда же уже лежит и твой путь – в прекрасное-далеко… Не будем забывать про шепот Столпа, что вечно зовет за собой. И уж точно не надо забывать про то, что для многих здешних… к-хм…
- Да ты говори, говори – на меня взглянули умные цепкие глаза – Чего захмыкал?
- Не будем забывать и про то, что тут многим под девяносто и для них ближайший путь в прекрасное-далеко означает лишь…
- Смерть?
- Ну… не хотелось бы вызывать у людей ненужные мысли… Пусть думают о веселом, а не светлом и печальном…
- Да понял я тебя, Охотник. Понял. Передам куда следует. Интересно ты мыслишь… а вот сам фильм хороший! Вышел в далеком уж восьмидесятом. Господи! Эпоха пролетела! Ты сам видел фильм-то?
- Видел – подтвердил я – Хороший фильм. Кончается правда торжественным замуровыванием живой школьницы под эту самую песню, но фильм душевный.
- А? Чем кончается?
- Вы уж музыку хотя бы так чередуйте, чтобы беззаботная с душевной – попросил я, выпуская его рукав и ускоряя шаг.
- Чем-чем говоришь там фильм заканчивался? Я другое помню! Пересняли что ли?! У вас теперь там говорят многое коверкают…
Рассмеявшись, я развел руками и ничего не ответил. Поднявшись еще на пару ступенек, я поравнялся со ждущим меня посланцем из Замка и крепко пожал ему руку, тут же ощутив ответную железную хватку. Чуть не ослепив меня серебряно-золотой улыбкой, Тон Тоныч вежливо приподнял меховую кепку, что ладно лежала на расчесанных длинных волосах и завершим на этом приветствия, мы начали подниматься. Шагал Тон Тоныч с той же легкостью что и я – много ходящий и занимающий спортом здоровый мужик средних лет. И это легкость его шагов говорила о многом. Уверен, что если снять с него подбитую медвежьим мехом почти армейскую куртку и виднеющуюся из-под нее старую клетчатую рубашку, то я увижу не дрожащий тощий стариковский торс, а более чем достойную жилистую мускулатуру. И это в его более чем преклонные годы. Еще день назад я его знать не знал. Он сам нашел меня и спокойно представился.
Представитель Замка по особым внешним делам. Послан Михаилом Даниловичем – лидером Замка – в целях профильной коммуникации и грамотной организации всего необходимого для предстоящей экспедиции. Главная цель – сделать так, чтобы экспедиция ни в чем не нуждалась на всем своем протяжении и благополучно вернулась. Представившись, он тут же показал себя как действительно знающего специалисты, не став корчить из себя главнокомандующего и первым делом спросив какие мои мысли касательно подготовки, в чем я нуждаюсь и чем надо заняться прямо сейчас. Благодаря этому он сразу вырос в моих глазах. Заодно повысилось и мое уважение к самому Михаилу Даниловичу – ведь он послал ко мне человека практика, нацеленного на решение проблем, а не теоретика, способного оперировать лишь заумными словечками и посылать помощника за очередным латте без кофеина.
Внимательно выслушав меня, а кое-что и записав, Тон Тоныч назначил встречу на завтра, пообещав к этому моменту решить многое. И судя по его едва заметной улыбке он преуспел. Впрочем, неудивительно – по моей просьбе он коротко перечислил несколько вех своей биографии – как тамошней, так и здешней.
Антон Антонович Антонов. Такое вот тройное «А».
Восемьдесят шесть лет. В прошлом судовой механик, крепко увлекался боксом, в юношеские годы подвизался носильщиком и проводником у геологических экспедиций. Благодаря экспедициям научился выносить тяготы долгих путешествий и походного быта, что крепко пригодилось позднее уже здесь. Никогда не был женат, детей не имел, в мир Креста «улетел» прямо с родного корабля. Его столкнул с палубы один из пассажиров, с кем он намедни долго беседовал о жизни и своем отношении к ней. До воды он не долетел, рухнув на покрытый льдом пол «своего» тюремного креста. Свой сорокалетний срок отбыл от звонка до звонка. О происходящем на земле узнал быстро, за третий рычаг дергал постоянно и решительно, связи с Бункером наладил загодя.
Такая вот кратко изложенная автобиография, что за десяток скупых предложений охватила чуть ли не век человеческой жизни. А меня заставила задуматься о том насколько же у «этих» гадов все отменно и продумано схвачено там в нашем мире. В те времена камер наблюдения не было. Подгадал момент, подпихнул избранного человека в спину, отправляя в чертов телепорт – и все. Концы в буквальном смысле слова в воду. Когда хватятся пропажи и без толку обыщут весь корабль, им останется принять единственный логичный вариант – матрос или там судовой механик выпал за борт. Море забрало. Быть может они даже развернутся и какое-то время будут искать… Дальше пара записей в судовой журнал, по прибытию в порт короткое и почти бессмысленное расследование со стороны тогда еще милиции… и резюме «смерть по собственной неосторожности в следствии нарушения правил безопасности». А кто-то почти обязательно намекнет, что это могло бы быть и самоубийство, как это всегда бывает.
Подобная собираемая мной информация была важна в первую очередь для понимания объема и частоты приводящихся на нашей планете «ловли и отправки». Вчера я задал пару уточняющих вопросов и выяснил, что тот пассажир с кем беседовал Тон Тоныч занимался делами все тех же уходящих в тайгу геологических экспедиций, обеспечивая их всем необходимым, комплектуя состав, выискивая транспорт, пробивая билеты, снабжая снаряжением, заставляя шевелиться ленивых управленцев и вообще выполняя кучу важных дел «на местах». Вся жизнь в дороге. Был хорошо известен на весь немалый край. Пользовался уважением. Любил поговорить на
