внизу не развернуться. Стойте на одной ноге, пока я не уберу ее. Потом я спущу ведерко.
Пока он втягивал назад лестницу, Хелена глубоко дышала с закрытыми глазами. Открыв их, она обнаружила прямо перед собой кучу земли. Она чувствовала ее запах и, казалось, ощущала на вкус. Точно вертикальная могила, подумала она, и ее пробил холодный пот.
– Здесь мало места, – сказала она, обращаясь как к самой себе, так и к Джаго. – Придется обойтись без ведра. Мне нужно повернуться боком.
Она переступила, желая освободить чуть больше места, и тут осыпалась еще куча земли. Хелена не сразу осмелилась посмотреть, цел ли котенок, а затем услышала тоненький писк. Тошнота, испарина и боязнь потерять сознание подсказывали ей, что времени у нее немного. Если она упадет, то раздавит котенка, и доставать ее отсюда будут целую вечность, особенно если ее завалит землей. Сглотнув, она наклонилась и принялась шарить вокруг лодыжек – наконец нашла котенка, схватила его и сунула за пазуху.
– Лестницу! – дрожащим голосом крикнула она, зная, что может подкатить рвота, спазм легких, истерика или все сразу.
Котенок попытался выбраться из-за пазухи, но она схватила его за голову, надеясь, что не задушит при попытке спасти.
Наконец лестница опустилась, и Хелена, вскарабкавшись по куче, освободила для нее место. Затем она встала на ступеньку и поднялась.
Наверху Джаго ухватил ее и, втащив в окно, поддержал, когда она чуть не рухнула на пол. Ногой он пододвинул ей стул, и она села на него.
– Это у вас был приступ клаустрофобии? – спросил он.
Хелена кивнула.
– Что же вы не сказали! Ах я растяпа! Тогда я бы обратился за помощью еще к кому-нибудь. Пойдемте на кухню, я налью вам бренди.
Он подхватил ее и практически понес. Котенок по-прежнему сидел у нее на груди и сейчас рвался на волю. Когда они добрались до кухни, она достала его.
– Вот у кого сейчас приступ клаустрофобии.
Джаго взял извивающийся комочек и подвел Хелену к исцарапанному и забрызганному краской столу.
– Присядьте, а я пока отнесу этого озорника к мамаше.
Вскоре после его ухода она почувствовала себя лучше и принялась осматриваться. Ей всегда ужасно хотелось увидеть дом изнутри, и теперь у нее был шанс разглядеть хотя бы кухню. Правда, сейчас Хелена была в шоковом состоянии и перепачкана грязью, но что поделаешь.
Кухня была просторная, с окнами на две стороны. На первый взгляд казалось, что это несколько кухонь, объединенных вместе. Хелена поняла, что принцип пристроек действовал не только снаружи, но и внутри, хотя здесь результат был не столь впечатляющим. Очевидно, работы еще продолжались.
Джаго появился с бутылкой бренди.
– Мне очень неловко. Мне даже в голову не приходило, что у вас может быть клаустрофобия. Вам следовало мне сказать.
– Я надеялась, что она прошла, – сказала Хелена, чувствуя себя немного глупо.
Он нахмурился и покачал головой, но на кого он досадовал – на нее или на самого себя, – она не могла понять.
– Я еще поставлю чайник. Так всегда делают, когда не знают, чем помочь.
– Чашечка чая очень бы помогла, и прямо сейчас, с вашего позволения, я бы предпочла чай, а не бренди. – Она смотрела, как он заваривает чай. – Я заметила, у вас тут пока не все удобства.
Он рассмеялся.
– В этом помещении, по крайней мере, подведены свет и вода, а они есть далеко не везде, так что, по мне, тут просто роскошь.
– Как же вы обходитесь без электричества? – с растущим интересом поинтересовалась Хелена.
– С помощью фонарей. А еще у меня есть большой промышленный светильник, который подключен снаружи. Так и обхожусь. – Он снова рассмеялся. – Все знакомые считают меня сумасшедшим, раз живу здесь, но я пытаюсь сделать все как можно дешевле. Зачем тратиться на аренду?
Хелена пожала плечами и отпила чай.
– Чем же мы с Зулейкой можем отплатить вам за то, что вы с таким благородством, преодолевая клаустрофобию, спасли котенка?
– А может, вы разрешите мне остаться в мастерской еще на три месяца?
Джаго нахмурился и закусил губу, но потом улыбнулся и покачал головой. Асимметричная, чудаковатая улыбка осветила его чумазое, небритое лицо, как промышленный светильник – дом без электричества.
– Как насчет еще одной чашки чая с сэндвичем взамен?
Хелена пожала плечами и улыбнулась в ответ.
– Если других предложений нет, то время, как я понимаю, уже обеденное. Только для еды я слегка грязновата.
– Однажды тут будет тропический душ, а пока есть тазик и губка, что напоминает мне о тех днях, когда я вручную мыл машины.
– Тогда я просто пойду к себе в мастерскую, но за предложение спасибо.
Она хотела было подняться, но он встал перед ней.
– Примите душ, но потом, пожалуйста, возвращайтесь и съешьте сэндвич. Или я буду чувствовать себя ужасно.
Хелене хотелось сказать ему, как ужасно сознавать, что вот-вот станешь бездомной, и, что в ее случае было еще важнее, без мастерской. Сама она всегда могла переехать к матери, но ее большой ткацкий станок не мог – ему требовалось гораздо больше места, чем ей. Но какой в этом был смысл?
– Ладно.
– Итак, что вам приготовить? Сыр с ветчиной на дрожжевом хлебе с салатом, горчицей и майонезом? Если хотите, я могу поджарить хлеб.
– Горчицы не нужно, а хлеб поджарьте. Получится идеальный сэндвич.
– Возможно, будет не идеально, но вкусно, я обещаю, – сказал он. – Не задерживайтесь!
Когда Хелена вернулась, волосы у нее были еще мокрыми и спутанными. Сушить их правильно требовало уйму времени, поэтому она наскоро заплела косу, а кончик перехватила шерстяной ниткой. Краситься она не стала, потому что, как она позже пояснила Эми, она не собиралась прихорашиваться для мужчины, когда мужчина был ей неинтересен. В отличие от сэндвича.
Пока она была в душе, Джаго слегка прибрался на кухне. Количество электроинструментов на рабочих поверхностях уменьшилось, а на столе лежала доска, на которой он готовил сэндвичи.
Понаблюдав за тем, как он нарезает корнишон тонкими ломтиками, она сказала:
– Могу я поинтересоваться, почему у вас тут такая мешанина стилей? Шейкер, причем очень современный, соседствует с оранжевой сосновой вагонкой в стиле ретро. Какого эффекта вы добиваетесь?
Он рассмеялся.
– Эффекта оранжевой вагонки, разумеется! Нет, на самом деле я просто оставил фрагменты кухни, которые обычно уничтожают. Люди всегда все сносят и начинают заново. Обычно мне удается переделать то, что необходимо, но всегда есть что-то, что хочется сохранить. В конце концов, когда у меня дойдут руки, мне удастся сделать так, что все будет выглядеть чуть более гармоничным. – Из старомодного
