Так вот слово за слово, ряд инспекций от служб, о которых никто никогда доселе не слышал во всей Паршиве, и количество счетов со штрафами за всякое внезапное окончательно поставило точку на идее нести в массы просвещение.
Далее была Крага в Апчхии, где Хастред пытался преподавать начертательную магию в местном университете (эльфийку, как оказалось, в академических кругах знали и ей места предложить буквально-таки не посмели, потому что окладов на ее пейгрейд позволить себе не могли). Гоблин поначалу порадовался карьерному росту, ибо доселе бывал в учебном заведении только слушателем. Однако оказалось, что профессором быть — одна морока, топора с собой не носи, дырки на штанах неприемлемы, драться со студиозусами значит ронять лицо, а прочий преподавательский состав, опасливо косясь на семь пудов бойцовой мускулатуры, вместо драк взывал к здравомыслию и повзрослению. Тайанне, заскучав сидеть дома, открыла салон эльфийской красоты, где накручивала дамам волосы на свои огненные пальцы и позволяла им обмениваться своими дамскими бормотушками, что оказалось идеей свежей и актуальной — сидеть по кабакам здешним кумушкам не позволяло воспитание в духе патриархата. Попытки проповедовать феминизм клиентура воспринимала с вежливым мечтательным хихиканьем, избегая, впрочем, всяких попыток продвижения по азимуму.
Шли дела ни шатко ни валко, скромные доходы не покрывали неконтролируемых расходов, так что финансовый парашют таял, а наняться на подработку пивным дегустатором Тайанне мужу почему-то запрещала. Ничего плохого или хотя бы яркого так и не произошло за целых два года, жизнь волоклась, как кляча, скорбная грудной жабой, и Хастред все чаще ностальгически посматривал в сторону тоскливого местного заката, а Тайанне потихоньку утрачивала сосредоточенность и началаподжигать скудные волосенки своих посетительниц, когда уплывала мыслью из пыльного салона к неведомым эльфийским чаяниям. Сложно сказать, кто из них вспылил и сорвался первым, но уезжали быстро в ночь, не взяв лишнего, оставив и сонных студентов и неумолчно трещащих барынь.
Заснеженные просторы Инландии оказались для Тайанне слишком уж... заснеженными. Приехали туда, не подумав, на зиму, когда и земли не видать под пушистым белым ковром. За гроши выкупили уединенную избушку-коту, в которой, если верить старосте, принимавшему те гроши, уже немало народу затосковало до смерти — но кто ж в наши просвещенные времена верит старостам. Хастред, будучи безо всяких предрассудков и привычный хвататься хоть за что, вписался в бригаду местных лесорубов. И рубка деревьев, и немудрящая игра в снежки, и грубая бражка после рабочего дня — ничто не вошло в конфликт с его немудреной натурой. А вот жене его места и тут не нашлось, и даже каких-нибудь зашоренных инок на перевоспитание взять оказалось негде — дур нет по сугробам брести две-три лиги до чужой коты, чтоб тебе там завили локоны, все равно незаметные под тяжелой меховой шапкой. Тайанне запаслась бумагой и пыталась писать монографию, что всегда казалось ей делом достойным и притягательным; но оказалось, что для этого нужна то ли жопа потолще, чтоб подолгу безболезненно сидеть на лавке, то ли какие-то нездешние добавки в организм. В общем, вышла у нее целая коллекция прекрасных клякс на листах, а первая строчка, хоть и крутилась на языке всю прошлую жизнь, так написаться и не сумела. Хоть огневому магу и не грозит замерзнуть, но сковывающее ощущение белого безмолвия давило на эльфийку с чудовищной силой, а она, переведя его в привычный яд, отыгрывалась на Хастреде. Тот, будучи вопреки гоблинской необузданной природе, терпилой и подкаблучником — сносил, с опасением прислушиваясь к медленно, но неуклонно выбирающей боевой взвод внутренней пружине.
На дальнейшие вояжи средств уже не оставалось, отношения ощутимо накалились, но тут как по заказу нашелся Чумп и увлек собрата в увлекательный поход сквозь полугодичную ночь, анфиладу похороненных в толще льда залов и ряды восстающих со скрипом драугров. Много позже Хастред задумался, что не так уж он был нужен Чумпу в этом походе; там, где он спотыкался и поднимал воинственных стражей против себя, ущельник играючи прошел бы бесшумной тенью, заодно и делиться сокровищами бы не пришлось. Не так, к слову, и много ценностей закладывали несчастные древние в эти гробницы, чтобы в долю брать лишнего подельника. Но, сидя на покрошившемся от времени саркофаге и методично выправляя выщербленное о древний шлем лезвие топора, книжник впервые за долгое время поймал блаженное состояние безмятежности — и за это был старому другу чрезвычайно признателен.
Хастред вернулся домой с увесистым кошельком (ради которого пришлось, надрываясь, вытащить вязанку древних мечей и сбагривать их коллекционерам), как раз успев отойти от конфликта и даже снова соскучиться по рыжей стерве. Успел уже и возбояться, что застанет пустую избушку с давно остывшим очагом, но вместо этого с облегчением обнаружил на месте эльфийку, с кислой миной поджигающую в очаге неколотые чурбаки. Что за это время успело прокрутиться в голове Тайанне, так достоянием общественности и не сделалось, однако годы спустя вечноживущие тетушки, навещая ее, признавали, что на девочке с тех самых пор нет лица, да и клыки словно бы притупились.
Оставаться в несчастливой коте охоты не нашлось ни у одного, пожитки были собраны моментально, и воссоединившееся семейство отбыло снова на юг.
Далее была Гренгия, где Тайанне была представлена ко двору местного герцога и какое-то время занимала пост придворного магика, а Хастред подвизался то на лесопилке, то молотобойцем при кузнице, иногда в порту, разгружая проходящие по ближайшей реке баржи, ходил в ночные патрули с целью отлова когда воров, а когда и лесных тварей, выползающих к городу. Огромным облегчением для него стало то, что супруга теперь была постоянно при деле и в меланхолию ее больше не валило, а самому ему было хорошо где угодно, где кормят, поят и ты сам себе хозяин. И все бы было хорошо, если бы спустя полгода эльфийка, засидевшись на рабочем месте до глубоких потемок, не поджарила крадущегося в ночи субъекта, оказавшегося никаким не вражеским шпионом (да и какие шпионы в этой Гренгии, если вдуматься, ведь никаких секретов кроме огненной начинки гуляша у них отродясь не было, зато секретов этого самого — в каждой таверне свой, все бы даже Чумп красть замаялся), а страстным полюбовником. Опять же и это бы как-нибудь разрулилось, но полюбовник был не абы чей, а самого герцога. Скрыть бы это... но вот беда, у эльфов как выясняется такие штуки в порядке вещей, вот Тайанне и вынесла, не подумав, итоги следствия на вседворовое обозрение. И герцог, враз и амурный
