бросает на меня неодобрительный взгляд, оценивая мой выбор одежды. Джинсы и толстовка, это не то, что отец считает подходящей одеждой, но я не собираюсь проводить свой день в деловой одежде, пока я коротаю часы дома.
— Ты выглядишь как уличная оборванка. Сейчас лето.
— В твоем кабинете точно не выше десяти градусов, так что, думаю, я сделала правильный выбор. — Я поджала губы, чувствуя, как сердцебиение участилось. — Что происходит?
Мой отец издает небольшой недовольный звук в задней части горла.
— Происходит то, Белла, что я думаю, что мне наконец-то удалось найти для тебя новую пару. Томас Ферреро. Не самое известное мафиозное имя, но после того, что случилось с твоей последней помолвкой… — он прерывается, и я чувствую, как все мое тело напрягается. Нервная дрожь превращается в скручивающее нутро чувство: одно упоминание о моей помолвке вызывает такую реакцию, что мне хочется убежать обратно в свою комнату и забиться под одеяло, как ребенок. Как будто, спрятавшись в своей постели, я могу заставить все это забыться, отменить все, что произошло.
А теперь мой отец упоминает имя другого мужчины. Именно этого я и боялась, когда отец сказал, что хочет встретиться.
— Наконец-то? — Слово вышло хриплым кваканьем из-за сдавленности в горле. — Прошло три месяца. Не годы. Ты говоришь так, будто я какая-то викторианская дева или что-то в этом роде…
— Чем скорее, тем лучше. — Отец подталкивает ко мне бумаги, а сверху — мужскую фотографию. — Белла, найти кого-нибудь заинтересованного довольно сложно. Наша фамилия имеет определенный вес, но ты не хуже меня знаешь, как далеко я забрался. А после инцидента с Петром… ну, Томас первый, кто вообще проявил к тебе интерес.
Инцидент. Так можно описать спущенное колесо или ссору между друзьями, вещь, которая создает проблему, но не непреодолимую. Но инцидент — слишком маленькое слово, чтобы описать то, что со мной произошло. И где-то в этом скручивающем, больном чувстве в животе я ощущаю вспышку гнева. Мой отец хочет отмахнуться от того, что сделал со мной Петр, но он не может представить, каково это. Он не может представить, что я чувствую до сих пор, да и вряд ли захочет.
— Первый, — уныло говорю я, глядя на фотографию. В человеке, который смотрит на меня сверху, нет ничего особенно значительного или интересного. Темные волосы с намеком на седину на висках, темные глаза, ровное выражение, не вызывающее возражений лицо. — Ты говоришь так, будто искал кого-то с тех пор, как меня обратно привезли сюда.
Отец сначала ничего не отвечает, и это действительно весь ответ, который мне нужен.
— О твоем состоянии ходит много сплетен, Белла. Тебе повезло, что Томас…
— Моем состоянии? — Я поднимаю глаза на отца, чувствуя, как сдавленность в горле распространяется, превращаясь в горячий ожог от слез за глазами. — Ты имеешь в виду результат того, как я вела себя с тех пор, как меня вернули назад от Братвы, с которой, как ты убеждал меня, я буду в безопасности…
— Нам не нужно повторять это снова, Белла. — Он резко обрывает меня, и я опускаюсь в кресло, чувствуя себя так, словно меня ударили. Я знаю, что отец считает, что я драматизирую, что реакции, которые я все еще испытываю после того, что Петр и его люди сделали со мной, должны были уже прекратиться. Но мне больно каждый раз, когда я с этим сталкиваюсь.
Есть причина, по которой я почти все время держусь в стороне. Почему я провожу большую часть времени в своей комнате и ем в одиночестве, почему я не просыпаюсь допоздна и чувствую себя уставшей весь день.
— Сделка, которую предложила Братва, была представлена как настоящая, — продолжает он, испуская разочарованный вздох, когда берет бумаги и фотографию Томаса и убирает их на свою сторону стола. — Я не мог знать, что это ловушка, Белла. Или то, что с тобой случится. Ты не можешь думать, что я или Сальваторе, если уж на то пошло, знали, что так будет. Иначе никто из нас никогда бы не согласился на это.
Я знаю, что он прав. В глубине души он действительно прав. Мой отец — жадный человек, готовый на многое ради власти, но я не думаю, что он продал бы меня монстру, если бы знал, что тот планирует. Он считал, что обещания Братвы обеспечить мою безопасность и дополнительной охраны, которую организовал и оплатил Сальваторе, будет достаточно.
Просто он ошибся, и теперь мне придется расплачиваться за это.
— Я не хочу снова выходить замуж, — шепчу я, чувствуя, как паника застревает в горле и грозит полностью оборвать слова. — Я не могу. Пожалуйста, я правда не могу это сделать. Даже просто больше времени помогло бы…
Но, произнося это, я понимаю, что это неправда. Больше времени не поможет. Я не хочу выходить замуж за кого-то другого. Мысль о том, чтобы снова надеть свадебное платье, заставляет меня чувствовать, будто моя кожа слишком тесна для моего тела, будто я не могу дышать. Мысль о том, чтобы войти в церковь и пройти к алтарю навстречу другому мужчине, за которого отец велел мне выйти замуж, вызывает во мне тошноту, вплоть до ощущения, что меня может стошнить на сверкающий паркетный пол в кабинете отца. Паника охватывает меня при мысли о том, что кто-то может прикоснуться ко мне, при мысли обо всем, что я должна буду делать с этим будущим мужем. Я чувствую себя как загнанный в ловушку зверь, готовый отгрызть себе конечность в попытке освободиться.
Он делает глубокий, медленный вдох, как будто пытается быть терпеливым со мной.
— Я понимаю, что ты борешься, Белла. Я понимаю. Я найду того, кто, я уверен, не причинит тебе вреда. Томас, насколько мне известно, хороший человек, и я приложу все усилия, чтобы убедиться, что он будет для тебя добрым и понимающим мужем. Если не он, то я найду кого-нибудь другого, но ты должна выйти замуж как можно скорее, Белла. Нашей семье нужно…
— Ты не понимаешь. — Я прижимаю руку к ребрам, пытаясь отдышаться, пытаясь заставить отца понять, о чем я говорю. — Я вообще не хочу выходить замуж. Я не хочу выходить замуж ни за Томаса, ни за кого-либо еще.
Выражение лица отца говорит о том, что он близок к тому, чтобы потерять терпение.
— Это смешно, Белла. Что ты будешь делать, если не выйдешь замуж? Все дочери мафии выходят замуж. Это твой долг в этом мире. Создать хорошую пару и возвысить нашу семью. Чтобы мы поднимались все выше,
