Виленская, а вы сами собираетесь выставляться на мануфактурной выставке? — спросил он
— Ирэн Лопатина, баронесса, — Ирина не собиралась давать повод какому-то чиновнику себя унижать, поэтому говорила сухо — и я не понимаю ваш вопрос.
Леонид Александрович подобрался, тоже почувствовав, что ситуация становится странной.
— Что же здесь непонятного, Ирэн Леонидовна, — неприятно улыбнулся глава мануфактур-коллегии и повторил, — я спрашиваю, вы действительно сами собираетесь выставляться на выставке?
Ирэн оглянулась на отца. Леонид Александрович спросил:
— Позвольте господин Алябьев, но я тоже не понимаю ваш вопрос. Какая разница кто собирается выставляться.
— Значит паспорт я выписываю на вас, господин Лопатин? — чиновник продолжал задавать вопрос, не объясняя причину
— Объясните нам в чём разница, если вы оформите документ на меня или на отца? — Ирина решила, что надо заканчивать этот странный допрос.
— Но как же, госпожа баронесса, там не будет женщин, представляющих товары. Если я впишу в паспорт вас, вы попадёте в списки и это опубликуют в газете. И все узнают, что вы сами стоите на выставке, — наконец-то снизошёл до объяснения чиновник.
Понимая, что снова совершенно не вписывается в картину этого мира, Ирина тем не менее сказала:
— Вписывайте моё имя, не волнуйтесь,
А про себя подумала:
— Я переживу
После кабинета главы Ирину с отцом отвели в большой зал, где, за одним из десятка стоящих в зале столов, им выдали выставочный паспорт. Это был плотный лист бумаги с большой печатью, на которой были изображены всё те же купола, но не с орлом, а с чем-то похожим на молот и наковальню. Ирина подумала, что много позже, лет этак через двести молот и наковальня легко могут трансформироваться в «серп и молот*».
(*серп и молот – символ, олицетворяющий единство рабочих и крестьян. Являлся главной государственной советской эмблемой, а также одним из основных символов коммунистического движения)
Но для себя решила, что пусть уже лучше остаются купола, чем придёт «кровавое время», когда брат шёл на брата, а тех, кто использовал серп в своём нелёгком крестьянском труде, объявили кулаками и врагами. И под эгидой «красного террора» отнимали всё, что люди вырастили. А она постарается, чтобы её изобретения помогли империи в этой реальности стать сильнее и сделать жизнь для людей комфортнее.
Казалось, что неприятности кончились, особо не начавшись, и сейчас дело только за тем, чтобы всё привезти в Манеж и подготовится к открытию, которое должно было состояться через день
Но когда приехали в Манеж и передали документ представителю мануфактур-коллегии, встречавшему участников, тот странно взглянул на Ирэн и Леонида Александровича. Потом снова посмотрел в паспорт, хмыкнул, но пригласив жестом руки следовать за ним, повёл Лопатиных мимо уже почти собранных красивых стендов.
Ирэн смотрела по сторонам и гадала, где же будет их место. Когда они дошли до центра, Ирина с замиранием сердца подумала:
— Неужели нас разместили здесь, в самом центре мануфактурной выставки?
Но нет, служащий прошёл мимо и повёл Лопатиных дальше. И они прошли весь Манеж и завернули в коридор, за которым находилось небольшое полутёмное помещение, в котором ничего не было возведено.
Служащий остановился, ещё раз взглянул на паспорт, потом на Лопатина и сказал:
— Вот, ошибки нет, но вам выделили именно это место, хотя это и очень странно, потому что мы обычно его используем для хранения, если нужно временно что-то сложить.
Ирина усмехнулась про себя:
— Здравствуй гостеприимная столица.
Глава 2.
Когда первый шок, от увиденного прошёл, Ирина спросила:
—А вы успеете поставить здесь стенд?
На лице служащего отразилось крайнее удивление.
— Вы собираетесь здесь выставляться? — спросил он после секундной паузы.
Леонид Александрович тоже озадаченно глядел на Ирэн, но молчал. Он точно знал, что Ирэн никогда и ничего не делала, и не говорила просто так.
— Ну, другого же места у вас нет? Или вам есть, что нам предложить? — с надеждой в голосе спросила Ирэн.
Служащий расстроенно покачал головой. Ирина подумала, что не все здесь в столице гадкие люди. Но стало интересно, кто же это так постарался.
Ирина не привыкла отступать, поэтому служащий был взят «за шкирку» и отпущен только после того, как клятвенно пообещал, что завтра к полудню в этом помещении будет поставлен такой же стенд, как и в основном зале.
Ирина также договорилась о том, чтобы ей дополнительно выделили освещение. Причём совестливый служащий пообещал поставить всё бесплатно.
— Завозить будем сегодня, — решительно сказала Ирэн и добавила, — могу я оставить свою охрану?
Но служащий сказал, что в Манеже есть своя охрана и госпоже баронессе незачем волноваться.
Ирэн с отцом ушли, а служащий ещё немного постоял, отчаянно желая пойти домой. Эта странная баронесса совершенно «выпила из него все соки», у него не было даже сил отправить запрос в мануфактур-коллегию, чтобы спросить о причинах выделения барону Лопатину кладовки вместо стенда в выставочной зоне, хотя он и собирался это сделать, как только увидел паспорт.
А если бы он это сделал, то вероятно проблема бы разрешилась, но парень устал и сил ему хватило только на то, чтобы пойти и выполнить задания, которые получил от Ирэн.
Александр Васильевич Алябьев был ни причём, он даже представить себе не мог, что на самом деле произошло у него за спиной.
А произошло вот что.
Супруга главы мануфактур-коллегии была натурой творческой и впечатлительной и так её впечатлил рассказ графини Балашовой о вероломной баронессе, что она решила проявить самодеятельность.
Видя, что муж никак не реагирует, Светлана Фёдоровна по собственной инициативе сообщила начальнику департамента распределения мест о том, что одним из участников выставки будет провинциальный помещик Лопатин с дочерью, и чтобы не раздражать высокую публику, и не подставить главу, надобно выделить
