Водить машину спокойно не получалось. Меня раздражало все. Абсолютно все. Я был резок и, похоже, два раза нарушил правила. Один раз я проехал на красный. Дорожной полиции рядом не оказалось, но с учетом того, что я еще и скорость превысил, вскоре меня оповестят о штрафе на приличную сумму.
Вот дьявол! Сейчас я бы хотел телепортироваться куда-нибудь в Непал, где нет камер, которые следят за тобой повсюду, а ездить можно, как душе угодно. Главное — никого не убить.
— Я не хотела, чтобы так получилось! Мы с Эдуардо раньше хорошо общались… Мы тусили вместе! А вчера он написал мне, сказал, что в прошлый раз я проиграла ему в карты и теперь обязана выполнить его желание. Я не знала, что этот козел продал меня своему дружку! — выдала Джоселин на одном духу. — Я говорю правду, — она жалобно проскулила, а в зеркало заднего вида я заметил в ее голубых глазах слезы. — Я не лгу! Вы приехали вовремя…
— Если мы так вовремя подоспели, какого хрена ты отбивалась?! Я постоянно вытаскиваю тебя из задницы, но так и не дождался благодарностей… — Взмахнув руками, опустил их обратно на руль.
— Я не ожидала, что ты приедешь, — Джоселин снова превратилась в колючку. — Я хотела, чтобы меня спас кто угодно, но не ты.
А после она демонстративно подняла ноги так, что подошвы ее грязных кед уперлись в подголовник моего сидения. Прежде чем я успел сделать ей очередное замечание, Исайя встрял в напряженную беседу:
— Мужик, которого я бил, особенно часто говорил про право первой ночи, которую ты должна, — он скривился от боли, дотронувшись до рассеченной брови. — Я правильно понимаю: ты еще девственница? — Маринелли обернулся, взглянул на нее и облизнулся.
Я ударил его в плечо, заставив сесть ровно. А Джоселин показала ему средний палец.
— Не твое дело, извращенец!
Следом рассердился я:
— Опусти ноги.
Она проигнорировала меня.
— Опусти ноги, Джо!
— Пошел в жопу.
Господи, она же меня как будто специально выводила из себя!
— Я. Сказал. Опусти. Ноги. Вниз.
— А я сказала, пошел в жопу.
— Если ты продолжишь так себя вести, я тебя высажу. И я не шучу.
Джоселин смотрела в окно, как и минуту назад. Ни один мускул на ее прелестном лице не дрогнул. Да, она определенно хорошенькая, моя сводная сестра. Но это не дает ей никакого права пренебрегать моими предупреждениями.
Я и не заметил, как кровь с костяшек пальцев перекочевала на белоснежную рубашку. Из-за испорченного внешнего вида я разгневался сильнее и, резко затормозив, оперативно отстегнул ремень безопасности, а потом почти перелез на заднее сидение, чтобы открыть Джоселин дверь.
Я предпочел даже не покидать машину.
— Выходи, — хладнокровно сказал ей я.
Машина остановилась у обочины неожиданно, поэтому Джо полулежала и выглядела помятой. Ладно, я разгорячился. Вообще-то я мог навредить ей, мне не стоило так стремительно тормозить. Хорошо, что все обошлось. Но я не стал спускать ей с рук ее хамское поведение. Джоселин по-прежнему ошарашенно глядела на меня, взмахивая веером длинных и пушистых ресниц.
— Алистер, ты серьезно?..
— Вполне. Выходи.
Еще с минуту она сверлила меня недоверчивым взглядом. То же самое делал и рядом расположившийся Исайя. Но, в конце концов, гордость Джоселин победила. Девчонка выпорхнула из автомобиля.
— Да пошел ты!
— Рад был помочь! — прокричал я в ответ. — Между прочим, я отвалил двадцатку Маурицио за содействие в твоем спасении! В следующий раз у меня может не оказаться налички! Будь осторожна! Вляпывайся в дерьмо неподалеку от банкомата!
Я высадил Джо рядом с Колизеем, поэтому она все шла и шла в его сторону. Но почему, почему я не уезжал? Какого-то черта мне хотелось, чтобы она среагировала на мой сарказм. В глубине души я хотел, чтобы она обернулась и сострила что-нибудь в своем духе. Я знал эту русоволосую негодяйку не больше четырех месяцев, и она успела за это время извести меня до предела. Я убеждал себя, что всегда приходил ей на помощь, потому что об этом просила ее мать — ведь она жена моего отца, а он стал бы в случае чего уговаривать меня настырнее. Но сегодня мама Джо мне не звонила. Она даже не знает, что приключилось с ее дочерью. И лучше бы ей вообще не быть в курсе.
Вот оно! Джоселин все-таки не выдержала и остановилась. Она молниеносно повернулась, из-за чего Исайя позади присвистнул. Я не мог стереть подобие ухмылки со своего лица. Я не должен был на нее так смотреть, но наверняка мне просто нравилось заводить ее. Мне не нравились эти мысли, но нравилась Джоселин.
Большая проблема.
Когда Джо совсем приблизилась, я перевоплотился в привычного серьезного и недовольного мужчину. Она что-то достала из рюкзака, перекинутого через плечо. Через пару секунд это что-то полетело мне в лицо. Когда она заново зашагала к Колизею, я посмотрел на свои колени. На них лежали две купюры по десять евро.
Джоселин
Миновав охрану во дворе, я влетела в дом. Дверь за мной шумно захлопнулось, и это привлекло внимание мамы. Она поплелась за мной, как и всегда. Этой женщине просто было нечем занять свое время, поэтому она любила влезать в чужое личное пространство. Дожидаясь нового муженька с работы, мама ежедневно пыталась наладить наши с ней отношения. Она все никак не унималась. Я не смогу так просто забыть и простить то, как она разлучила меня с отцом, как увезла во Францию ради пылкого романа, который закончился через несколько лет. Она вернулась в Италию только потому, что заново влюбилась — теперь уже в другого богатенького мужика. Я страдала и маялась в Париже, связывалась с дурными компаниями, мне плохо давался французский язык, а ей было все равно. И она не дала мне уехать даже на похороны собственного отца. Я не прощу ей то, что она ничего мне не сказала о его смерти. Я не прощу ей то, что узнала об этом от другого человека. Окончу школу — и уеду подальше отсюда. Возможно, вернусь в родной Орвието.*1
— Селин! Селин, я знаю, когда заканчиваются подготовительные занятия по вторникам. Ты должна была вернуться час назад.
Я собралась закрыть дверь своей спальни перед самым ее носом, но она быстро просунула ногу, и я не смогла этого сделать.
— Мама, лучше контролируй слуг. Следи, чтобы они идеально протирали бокалы, — съехидничала с удовольствием.
Я знала, что ее это раздражает. Носком красной туфли она задела край моей обуви, потому я отодвинулась на полшага, но не потеряла власть над ситуацией.
— Я переживаю за тебя, — тоскливо и горестно произнесла моя тридцатишестилетняя мать.
Я хмыкнула, не поверив ей ни на йоту.
— Вспомнила, что у тебя есть дочь?
Она изменилась на глазах. Сложила руки под грудью, сжала губы в тонкую полоску, проявила свою излюбленную черствость.