остались на передовой, слышишь?
Действительно, стрельба вдалеке не приближалась, хотя и не утихала. Вероятно, появление танков, если они, конечно, не привиделись бойцам ВСУ, не заставило обороняющихся отступить. Эту тему не обошли и напарники Бианки.
— Откуда у них танки? — спросил Никола. — Говорили же, что у русских здесь только ЧВК «Вагнер». Разве у ЧВК бывают танки?
— Мне откуда знать? — пожал плечами Крешемир. — Так, репортаж мы отсняли? — Никола и Бианка синхронно кивнули. — Тогда самое время валить в Краматорск.
Возражать ему никто не стал; если честно, всем им хотелось убраться поскорее из этого города. Бианке никогда не было так страшно, хотя она бывала и в Ракке, и в Кабуле, и в Триполе, окружённом войсками маршала Хавтара. Не то чтобы здесь воевали как-то по-другому…
Страшно было то, что в двадцать первом веке европейцы убивали европейцев. Конечно, западная пропаганда твердила, что русские — варвары, но на то она и пропаганда. Бианка встречалась с русскими — она даже была в Петербурге на экономическом форуме. Варварами они ей не показались.
И вообще, сам этот город — довольно запущенный, но вместе с тем вполне европейский. Что-то в нем есть такое, что отличает города Европы от, скажем, городов богатых Эмиратов или Японии, где тоже строят небоскрёбы и торговые центры. Слишком здесь всё напоминало родной Мишкольц, где прошло детство Бианки, хотя и стоящий на равнине, или дремлющий над Моравой Сегед, где она училась в университете и делала первые шаги в качестве репортёра…
Они попытались вырваться из города в сторону Красного. На выезде их остановили:
— Куда прёте? Разрешение на выезд есть?
Крешемир ткнул патрульному под нос бедж с натовской эмблемой; тот сразу сбавил нахальства:
— В смысле, там небезопасно. Москаль дорогу пристрелял. По Красному Кресту, правда, не бьёт, но вы ж не Красный Крест…
— Мы пресса, — ответил Крешемир. — По прессе они тоже стрелять не станут.
— Ну да, — согласился боец, — у нас командование как раз на машине прессы в Славянск драпануло, по крайней мере, слухи такие ходят…
Может быть, им и удалось бы прорваться — несмотря на ужасную, разбитую дорогу, Иштван выжал из машины всё, что мог. Петляя меж ям и воронок, огибая сгоревшие остовы автомобилей и бронемашин, «ленд-ровер» нёсся по дороге, которую уже скоро назовут «дорогой смерти», но никто по нему не стрелял: видимо, опознавательные знаки автомобиля, принадлежащего прессе, хорошо были видны тем, кто держал дорогу под прицелом. Но счастье длилось недолго — впереди появилась колонна ВСУ, прорывающаяся в Бахмут. По колонне тут же открыли огонь, и машина съёмочной группы на полном ходу влетела в этот огненный ад. Крешемир, ругаясь, как грузчик, приказал Иштвану разворачиваться. Тот послушался — и это было последнее, что он услышал в своей жизни. Прямо перед капотом разорвался снаряд, стёкла вылетели в салон, но окровавленный водитель, не выпуская руля из рук, всё-таки сумел вывернуть посечённую осколками машину на обратный курс и вновь вдавил педаль газа. Из ушей Иштвана текла кровь — вероятно, от взрыва были повреждены барабанные перепонки. Сама Бианка смотрела на всё происходящее со странной отрешённостью — после близкого разрыва у неё тоже заложило уши, все звуки казались приглушёнными, затянутая дымом разрыва дорога напоминала сцену из какого-то фильма ужасов…
Их едва не протаранил горящий БТР — он врезался в лежавшую на боку БМП, подбитую ранее, и остался позади. Потом их «ленд-ровер» сам чуть не протаранил обгоревший скелет тентованного грузовика, а потом…
Ещё одна вспышка, глухой гул — и Вселенная вдруг начинает вращаться, как сошедшая с ума юла. Какие-то вещи врезаются в плечо, в живот, и Бианка понимает, что их машина отброшена взрывом с дороги и кувыркается. Память подсказывает, что после такого автомобили, как правило, взрываются по крайней мере в кино; поэтому, когда вращение останавливается, девушка сразу бросается к дверям, чтобы выпрыгнуть наружу. Пальцы плохо слушаются, дверь не поддаётся, и из глубины души наружу фонтаном рвётся паника. Но тут дверь наконец-то поддаётся, и Бианка вываливается из автомобиля во влажную грязь весеннего поля. Она понимает, что нужно отбежать, отползти, пытается даже это сделать, но получается плохо…
Сколько времени прошло, прежде чем она окончательно пришла в себя? Наверно, много — выезжали они в середине дня, а когда Бианка наконец находит в себе силы оглядеться по сторонам, на улице уже смеркается. Она лежит посреди поля, рядом со стоящей на колёсах, но накренившейся и осевшей машиной. «Ленд-ровер» не взорвался, даже не вспыхнул, но от этого не легче. На капоте машины, упираясь плечом и спиной в запаску, лежит Иштван. Она узнаёт его, хотя это и непросто — голова водителя превратилась в кровавое месиво. Грузный Крешемир свешивается из двери машины, его белая каска с синей полосой валяется на земле, и на ней отчётливо видны пятна крови. Кажется, что на шее у него красный шарф, но, если присмотреться, ясно, что это не шарф, а рваная рана.
Бианка с большим трудом поднимается на ноги. Ноги не слушаются, подкашиваются, голова гудит, как трансформатор, а мир покачивается, словно она стоит не на твёрдой земле, а на палубе корабля. Кое-как она возвращается к машине и приваливается к изрешечённому осколками борту. В голове пусто — ни мыслей, ни чувств, даже лежащий рядом труп Крешемира не вызывает ни страха, ни печали, ни гнева.
Машинально девушка обходит автомобиль — каким-то осколком сознания Бианка понимает, что надо найти Николу. Тут же в голову приходит отчётливое понимание того, что Никола, наверное, тоже мёртв. Но предчувствие оказывается ошибочным — её спутник жив, хотя и ранен. Разорванный бронежилет лежит рядом, на земле, весь в крови, а сам ассистент сидит, прижавшись к осевшему из-за пробитых колёс джипу, обеими руками зажимая живот. Сквозь его пальцы сочится кровь.
— Никола, ты как? — задаёт она вопрос, явно неуместный в таких обстоятельствах, но тот или не слышит, или не обращает внимания. Странно — умом Бианка понимает, в какое ужасное положение они попали, — а вот чувства спят, словно находясь в обмороке после случившегося. Никола не отвечает, и о том, что он ещё жив, свидетельствует лишь слабое биение жилки на шее.
Через какое-то время — Бианка не могла сказать какое — к ним подошли люди в форме. Впоследствии Бианку всегда поражало то, что даже кадровые военные ВСУ в хорошем обмундировании всегда умудрялись выглядеть оборванцами. Увидев знакомые жёлто-синие шевроны на рукавах, Бианка бросилась к солдатам:
— Нужна помощь! Здесь раненый! — Она не сразу поняла, что от волнения
