Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
масле катается.
Марья и это вынесла. Одно её печалило: дочку хотела, тридцать ведь почти. А не дано им с мужем было. Грустила она, глядя на соседок с детьми, да что поделаешь? Люди судачили, говорили, что наказали её высшие силы за то, что живёт не так, как все. Марья привычно вздыхала. А что тут скажешь?
Как-то поехал муж в город и привёз Марье подарок: платье да туфли. В селе такого и достать нельзя было. Платье красное, ситцевое, расшитое.
— Наденешь, Машенька, на праздник, — сказал тогда.
Вечером, спустя несколько дней, соседки в гости пришли. Знали они, что муж ей подарок привёз. Ивана дома не было: он тогда на посевной пропадал. Марья чай поставила, посадила соседей за стол. А тут из коровника пришли: помощь нужна. Она соседок оставила, убежала, пообещав быстро вернуться. Назад пришла, в сенях обувь бросила грязную. Слышит, голоса доносятся:
— Куда ей, кривоногой, платье такое носить?
— Тебе куда лучше идёт!
— Почему это всё Марье достаётся? Училась она…Подумаешь! Прячь под подол платье, пусть ищет.
Марья дверь распахнула, а в комнате, рядом с комодом, стоит её соседка в новом платье. В ящиках, значит, порылись. Платье почти по швам трещит, а соседка знай перед зеркалом крутится.
Марья застыла на пороге, не зная, что и сказать. А соседки, завидев её, давай смеяться. Громко, заливисто.
— Что, Марья, неприятно тебе, да? А нам каково? Сколько ты мужиков наших увела? Сама за городского вышла, платья вон тебе покупает. Мы, может, тоже такой жизни хотим!
И смеются, смеются…
Выскочила Марья из дома как была: босая, в юбке поверх рубахи, и побежала в сторону леса. Деревенские окликали — не оборачивалась. Очнулась тогда, когда из лесу вышла в дальней деревне. Тут-то и поняла Марья, что шла она к бабке Марфе.
— …Когда больно, Марьюшка, спать полагается. Говорят, сон любое горе лечит.
Бабка Марфа встала, достала деревянный гребень из кармана юбки, стала расчёсывать Марье волосы. Тихо запела:
Из косы обиду вынем,
Гребнем вычешем.
Всё забудется, пройдёт -
Время вылечит…
Марья почувствовала, что против воли своей засыпает. Марфа бережно, словно ребёнка, уложила её на лавку: одну руку на голову положила, другой наклонила, помогая лечь. Одеялом лоскутным накрыла, загасила свечу. А Марье чудилось, что поёт теперь не только Марфа, но и ещё какие-то голоса. Хор нарастал, становился всё отчётливее.
И снилось Марье, что ранним утром выходит она из дома в одной нательной рубахе. Туман по земле стелется, солнце встаёт. У крыльца встречают её девушки. На них рубахи другие: белые, красным расшитые. Волосы в длинные косы убраны. Окружают. Марья было собралась бежать, но остановили они её, руки протянули, удержали:
— Не бойся, Марья. Мы помочь хотим. Идём с нами.
И запела одна из них. Вначале тихо, а потом всё громче и громче.
Повели они Марью в баню. На лавку усадили, стали косу расплетать. Бережно, осторожно. Какие-то травы принесли, заварили. Поплыл дурманящий аромат по бане. Голоса девушек слились в один стройный хор:
Травный запах — что дурман:
Все забудется.
Все, что люди говорят,
Пересудится.
И чудилось Марье, что вместе с водой утекают её страхи. Что очищается душа. И стало ей так легко и спокойно. Она словно со стороны наблюдала, как уложили её голову на край лавки, осторожно опустив волосы в чан с отваром. Как бесконечно чем-то поливали. Как мыли её исцарапанные, все в ранах после бега по лесу ноги. Ступни болели, горели. Казалось Марье, что чувствует она каждую веточку, каждую травинку, на которую наступала. Девушки мыли её, натирали какими-то маслами. А среди пара и трав лилась песня:
Станет женщина сильней -
Боль ей вылечим.
Из души печаль и скорбь
Гребнем вычешем.
На мгновение Марье показалось, что там, в углу, стоит Марфа и наблюдает за происходящим. Посмотрела она на Марью, улыбнулась, кивнула и вышла из бани.
Принесли большие мягкие полотенца, завернули Марью, вывели в предбанник. Другим полотенцем волосы вытерли, каждая из девушек по гребню взяла деревянному, стали вновь расчёсывать. И почувствовала женщина, что засыпает. Сквозь сон ощутила она, как много рук ей косу заплели, бечевой закрепили, на плечо положили. Как рубашку надели. И как уложили спать на лавке, укрыв большим сухим полотенцем.
Проснулась Марья рано. Марфы в избе не было. Огонь в печи давно догорел. Вилась пыль в первых лучах солнца. Тихо. Марья встала, сложила лоскутное одеяло и вышла на крыльцо. Голова была светлой. Словно и впрямь вымыли из неё всё горе. Дотронулась до косы. Влажная ещё.
Сама не зная, зачем, спустилась Марья вниз, туда, где песчаная дорожка вилась среди деревьев и терялась вдали, шагнула в густой утренний туман и пошла в сторону реки.
Прошла среди густых кустов, пересекла небольшое поле и неожиданно почувствовала, что под ногами её не песок вовсе, а обломки кирпича. Обернулась. На фоне леса возвышалась колокольня старой церкви, поросшая кустарником.
Много лет прошло с тех пор, как церковь взорвали. А колокольня стоит. Разрушается постепенно, но стоит. Местные поговаривали, что порой на рассвете можно увидеть священника, которого давно уж нет в живых. При первых лучах солнца поднимается он на самый верх и звонит, звонит в колокола. Словно зовёт кого-то.
Половодье было сильное в этом году, реки ещё не вошли в свои берега, и потому сейчас ступени церкви уходили в воду. Марья присела, посмотрела вдаль. В реке отражалась колокольня, окутанная облаками.
Под ногами зашуршали обломки кирпича, упали в реку с тихим плеском. Рядом с Марьей присела Марфа.
— Бабушка, скажи, почему люди больно делают? — спросила Марья, продолжая смотреть в воду.
— Потому что, Марьюшка, совести у них нет, — ответила Марфа.
— Разве не у всех людей она есть? — удивилась женщина.
— Нет. Если бы она у всех была, разве позволила бы беззакония чинить?
— Почему же не у всех она есть? Разве человек сам выбирает, иметь ли ему совесть?
— А кто же
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
