девушку.
Улыбка медленно расползается по моему лицу, когда музыка смолкает и свет в баре гаснет. Я вижу все это из-за кулис.
— Ладно, идите! Идите! — Шиплю я, указывая на смесь друзей Кении, кузенов и профессиональных танцоров.
Они выстраиваются на сцене. Когда появляется первая из девушек, мужчины разражаются улюлюканьем.
Это быстро заглушается низким и грубым голосом, рявкающим: — Кто, черт возьми, нанимал стриптизерш?
Я прикрываю рот, чтобы сдержать смех.
Голос, принадлежащий не кому иному, как Холланду Алистеру, продолжает читать нотации своим гостям. — Кто это сделал?
Ворчливые ответы отвечают на его вопрос. Я все еще за кулисами, поэтому не могу видеть, что происходит в баре, но могу представить грозное выражение лица Холланда Алистера. Он не ‘король бесконтактной недвижимости’ из-за своего подхода к людям. Держу пари, что сейчас все трясутся от страха.
Я выхожу с коробкой, таща ее на тележке в центр сцены. Мои каблуки стучат по деревянному полу, и я осматриваю бар, который был зарезервирован для мальчишника Алистера.
Перед сценой собирается около пятнадцати человек. У некоторых в руках бильярдные клюшки, другие крепко сжимают кружки с пивом. Их лица обращены вверх и узнаваемы благодаря близости к центру внимания.
Я окидываю взглядом собирающуюся толпу.
Никто из них не Алистер.
Это должно означать…
Мой взгляд устремляется в дальний конец комнаты, где стоят двое мужчин. В темноте трудно что-либо разглядеть, но я могу различить их очертания. У одного из них явно обиженная поза, ноги расставлены, руки сложены на груди.
Это, должно быть, жених Кении. Я удивлена, что Алистер поднимает такой шум из — за нашего маленького шоу, которое еще даже не началось. Полагаю, я должна Кении пятьдесят баксов. Она была права насчет того, что Алистеру не интересно видеть никого, кроме нее обнаженной.
Теперь мы на середине сцены, и я опускаю ручку тележки. Низкий, медный звук разносится по залу. Это начало кенийского бурлеска.
Одинокий прожектор светит прямо на гигантскую носовую часть, и в толпе снова воцаряется мертвая тишина. Мужчины перед сценой ползут вперед, ожидая.
— Если только это не Кения, выпрыгивающая из коробки, я не хочу этого видеть, — объявляет Алистер. — Так убери их с этой долбаной сцены.
Я замечаю, что неуклюжая фигура рядом с Алистером начинает двигаться.
У меня внутри звенят тревожные колокольчики. Эти гигантские плечи кажутся знакомыми.
Я щурюсь в темноте на мужчину, крадущегося к выходу из комнаты.
Его шаги нетверды.
Его спина прямая, как шомпол.
Я ахаю, узнав его. Даррел. Я узнала бы эту походку где угодно. Грубоватый надоедливый зять Алистера двигается так, словно у него есть резервация с пулеметом в раздираемой войной стране.
Высокий и темноволосый, с мощными мускулами, он почти ни с кем не говорит ни слова. Не то чтобы ему нужно было что-то говорить, чтобы казаться устрашающим. Его холодного взгляда достаточно, чтобы заставить вражеский лагерь вздрогнуть.
Я понятия не имею, почему люди платят за то, чтобы поговорить с ним о своих чувствах. Я была бы в ужасе, если бы у меня был такой сильный психотерапевт, как Даррел. Он не похож на обычного человека. Для меня непостижимо, что он оставил свой трон короля Уолл-стрит, чтобы сидеть в комнате и постоянно спрашивать людей: "Что вы думаете по этому поводу".
Музыка усиливается, и Кения вырывается из коробки. Мое внимание возвращается к выступлению, и я выставляю ногу вперед, повторяя позу других профессиональных танцоров.
Кения шевелит руками, как водоросль, пойманная бурным приливом, и выплывает из настоящего. Улюлюканье прекращается. Как и грубый свист. Вместо этого на мужчин обрушивается потрясенная тишина, когда моя лучшая подруга исполняет самый неуклюжий бурлескный танец в истории организованного движения.
Даррел останавливается как вкопанный. Он достаточно близко к сцене, чтобы я могла разглядеть часть его лица. Зеленые глаза молча впиваются в Кению. На линии подбородка появляется желвак, такой же точеный и великолепный, как и раньше. Его густые брови немного приподнимаются, как будто он пытается осмыслить то, что видит.
Кения вытягивает ноги и двигает бедрами из стороны в сторону, как будто отчаянно пытается удержать хула-хуп от касания пола. Ее губы дрожат, и я могу сказать, что она изо всех сил старается не рассмеяться.
Во мне нарастает волнение. Моя лучшая подруга в полном восторге. Планирование всего этого выступления определенно стоило того.
Музыка меняется, и Кения начинает расстегивать свое розовое пальто. Толпа снова оживляется, подбадривая ее и призывая ‘снять все это’. Я думаю, мужчины могут простить дурацкие танцы, если у женщины достаточно яркой кожи.
Даррел, кажется, выходит из оцепенения. Он снова устремляется к сцене.
Это нехорошо.
Кения наслаждается. Я не могу позволить Даррелу остановить нас перед ее грандиозным финишем.
Я нарушаю строй и танцую в дальнем конце сцены. Покачивая своим боа из перьев, чтобы казалось, будто я намеренно взаимодействую с толпой, я направляюсь прямиком к Даррелу.
Его нога уже на первой ступеньке, ведущей на сцену, когда я перехватываю его. Я набрасываю ему на шею боа из перьев и с силой тащу его обратно на первый этаж. Он спотыкается, не ожидая, что я наброшусь на него с такой силой. Я крепче сжимаю боа, впиваясь пальцами в мягкий материал и пытаясь оттолкнуть его.
Даррел позволяет мне тащить его в течение двух секунд, прежде чем выхватывает боа из перьев прямо у меня из рук. Он швыряет его в темноту, где оно печально падает на пол, как огромная змея, отвергнутая своим возлюбленным.
С мрачным видом Даррел указывает на сцену. — Тебе и твоим друзьям нужно уйти. Сейчас же.
Я качаю головой.
Его взгляд усиливается. — Я уважаю то, что тебе нужно зарабатывать на жизнь, но мой друг не проявляет интереса к такого рода развлечениям.
Раздражение пенится у меня в животе. Убивает радость. Неужели он не может просто пустить это на самотек? Есть ли у него личные претензии к "веселью"?
Это риторический вопрос. Я знаю, что этот парень скорее сгрыз бы пакет с гвоздями, чем выдавил улыбку и вел себя как нормальный человек, способный испытывать такие чувства, как радость и счастье.
Он даже хуже, чем его шурин. Алистер ворчливый и властный, но, по крайней мере, он знает, как расслабиться. Каждый раз, когда мне не повезло оказаться в сексуальном присутствии Даррела, он доказывал, что у него в заднице торчит член размером со взрослое красное дерево.
Я в отчаянии смотрю на сцену, где Кения сейчас с головой погружена в нашу рутину. Ее руки размахивают взад-вперед, и она убивает себя. Головной убор — приятный
