кто стоял в очереди первым. Мальчик или девочка кланялись, шептали «Слава Пятну!» - и съедали полагающийся им кусочек прямо с руки шамана.
Сегодня каждому из них предстояло пережить очень тяжелую ночь. Когда впервые впускаешь в себя Пятно – это всегда больно. Магия что-то меняет внутри тебя, разрывает кости и сращивает их заново, меняет местами органы. По крайней мере так кажется. Но через эти муки стоило пройти. После них становишься по-настоящему сильным и выносливым. Ритуал делает из глупых детей охотников-варанхов – быстрых, хитрых, ловких, смертоносных. Тех, кто сумеет защитить себя и своих близких.
Глава 1
Медленно и важно, неспешно водя рогами в стороны и обмахиваясь хвостом от мошек, насупленный бычок тянул скрипучую телегу по старому проселку. Дорога пролегла вдоль берега реки, иногда сворачивая в лес, а потом снова выкатывалась на открытый простор. До Штыряков – небольшой деревни на окраине Юго-Восточной провинции – оставалось часа полтора.
Рассветный ветерок разогнал облака, но к полудню притомился и затих. Большую часть пути солнце висело под самым небесным темечком и палило оттуда немилосердно. Даже теперь, ближе к вечеру, духота не спадала.
Правивший телегой Мишек совсем разомлел. И немудрено – считай, четыре дня вдали от родных стен, замучился. Сегодня встал посреди ночи, выехал из города затемно, до зари, чтоб вовремя поспеть домой и не ночевать в дороге.
А вчера весь день допоздна торговал на ярмарке. Повезло, что в этот раз с явным прибытком. Прикупил новые дверные завесы и железных гвоздей, а то матушка уже плешь проела: «почини да почини, ты мужик или нет?». Выгодно взял новое стекло для оконной рамы, взамен треснувшего; всякий знает: орсийское стекло – лучшее в империи! А для бабки – мамкиной мамы, значит – купил теплый шерстяной платок. Может не самый красивый, но зато теплый – это для неё куда важнее, в таком-то возрасте. Ну и себя не забыл – на телеге красовался пузатый бочонок, в котором плескалось отменное пиво.
В том, что оно отменное, Мишек уже убедился. Ароматное, хмельное, прохладное! Только ведь какая с ним беда – быстро кончается, тем более по такой невыносимой жаре. А за первой бедой и вторая подкралась. Так надавило внизу живота, что хочешь – не хочешь, а придется встать и облегчиться.
Мишек подобрал свободно висевшие вожжи и остановил быка – тот важно замычал и, качнув головой, довольно фыркнул – видать, тоже был не прочь слегка передохнуть.
Пошатываясь, Мишек сполз с телеги и, держась за неё одной рукой, справил малую нужду рядышком, у ближайшего придорожного куста. Облегчившись, блаженно вздохнул и покрепче затянул пояс. И лишь после этого поднял затуманенную голову и огляделся.
Предки-защитники, а пиво-то, видать, совсем глаза залепило! Это ж угораздило в таком месте нужду справить! В двух десятках шагов выше на пригорке стоял поганый идол, который на самом-то деле и не идол вовсе, но так уж в деревне его приноровились называть. Странная штуковина, вросшая в камень, стояла тут с незапамятных времен, но не зарастала ни травой, ни мхом. И даже птицы на неё не гадили. Возможно, из-за него, столба этого проклятого, деревню Штыряками и назвали. В честь штыря, значит. В общем, может и не идол (не было на нём ни глаз, ни рожи), но деревенские предпочитали держаться от штуковины подальше. Всегда проезжали мимо как можно скорей и с зажмуренными глазами.
Вот только зажмуриться Мишек не успел. Глянул, да и застыл с разинутым от изумления ртом. Думал ведь, что увидит каменного истукана или железный столб. Но чтоб такое… Словами так сразу и не расскажешь. Длинная, в два человеческих роста, штуковина словно бы кружилась на месте, ввинчивалась в пригорок. Подобно змеюке, обвившей ствол дерева и ползущей вверх, но не прямо вверх, а как бы по кругу. Но вверх. Змейкой. Как лестница в башне у городских ворот. И кожа у этой змеюки мерцала и переливалась, будто струйки водопада. Только падала эта вода не вниз, а опять-таки вверх.
И от всего этого кружения-мерцания, а может, ещё и от жары да выпитого пива, голова у Мишека тоже закружилась, поплыла, руки опустились, ноги обмякли. Он осел в придорожную пыль и мгновенно уснул, привалившись спиной к тележному колесу. А во сне эта струящаяся водяная змея начала причудливо меняться… То пропадала, то снова появлялась, а порой прямо в воздухе светящийся палец чертил непонятные знаки и схемы. Настолько непонятные, что даже во сне голова от них начинала трещать все сильнее.
Разбудили Мишека заливистое ржание и знакомый, недовольный голос:
— Эй, Мишек! Ты что, пьяный? Так нахрюкался, что с телеги упал?
Мишек нехотя разлепил глаза. Над ним нависала щекастая рожа кучерявого толстяка Бориша – соседа может не самого лучшего, но нельзя сказать, что и совсем поганого. Порой заносчивого, порой занудного, иногда попросту раздражающего своим видом – но ведь сосед на то и сосед, чтоб было с кем поругаться. Без соседей жизнь пресная, а с ними всяко веселей, даже если по пьяни выйдет подраться.
Кстати, а не придется ли и теперь помахать кулаками? А то ведь страсти накаляются, Бориш заводится все сильнее:
— Вот же пьяная скотина! Перегородил телегой дорогу – не пройти, не проехать! А ну вставай, а то сейчас как возьму хворостину!
Мишек знал, что Боришу не свезло на ярмарке так, как ему самому. Если б продал там свои заготовки, то имел бы рожу довольную, красную, и скорей всего тоже пьяную. Завидует чужой удаче, вот и бесится, трясет бульдожьими щеками. Ну так надо нормальный товар возить – вяленую брюкву, например. А ещё лучше продаются сушеные лесные ягоды. Но нет, втемяшил Бориш себе в голову, что он художник. Говорит, что шевелюра у него подходящая, как у придворных мастеров – густая, черная и кучерявая. Это явный знак свыше. А еще сны цветные видит, где он рисует голых девок, которые не на лавке спят, а на барских белых простынях. В общем, создаёт Бориш лубки на тему сельской жизни, только вот никто его мазню покупать не спешит. Потому и вечно злой сосед.
Мишеку после этих мыслей даже стало жаль невезучего Бориша. Потому драться он передумал и добродушно промычал:
- Не шуми, сосед… Видишь же, встаю... Притомился слегка, разморило на солнышке.
Мишек неспеша поднялся, начал обтряхивать одежонку от дорожной пыли. Бориш продолжал ворчать, но Мишек его уже не слушал. Вспомнил о недавнем видении, напустившим
