соответствующим образом скорректированная геополитика, дабы прикрыть «философским покровом» стремление к откровенной агрессии.
Действительно, воззрения Хаусхофера и статус его семьи не во всем совмещались с порядками нацистского рейха. «Прежде всего, – отмечает Стефан Цвейг, – жена Хаусхофера не принадлежала к чисто арийской расе, и его сыновья… никоим образом не соответствовали Нюрнбергским законам о гражданстве и расе»[3]. Известно, что сын Хаусхофера, Альбрехт, был близок к антигитлеровской оппозиции, участвовавшей в заговоре 20 июля 1944 г., и был арестован. Находясь в тюрьме, написал «Моабитские сонеты», которые считаются одним из образцов немецкой литературы антифашистского Сопротивления. Накануне капитуляции Германии, в ночь с 22 на 23 апреля 1945 г., Альбрехт был расстрелян гестапо[4].
Что касается самого Карла Хаусхофера, то он не разделял безоговорочно воззрений правящей верхушки. По мнению Цвейга, читавшего книги своего друга, исходные намерения немецкого геополитика «нацеливались на сближение наций»[5], т. е. расходились по существу с планами нацистских идеологов. Поэтому Цвейг категорически отвергает изображение Хаусхофера как некоего демонического «серого кардинала», который, отойдя на второй план, замышляет самые страшные планы и нашептывает их фюреру.
Представление об авторе публикуемых трудов не будет полным, если не упомянуть о его личных нестыковках с государственным режимом. Первая нестыковка относится к 10 мая 1941 г., когда ближайший сподвижник Гитлера – Рудольф Гесс, пытавшийся как-то нейтрализовать роль Англии в войне против Советского Союза, на истребителе Me-110 совершил перелет в Шотландию и приземлился на парашюте около поместья своего друга – герцога Гамильтона. Изложение мотивов, побудивших Гесса к этому полету, увело бы нас в сторону. Поэтому ограничимся упоминанием некоторых деталей, связывающих полет Гесса с именем Хаусхофера. Так, из воспоминаний В. Шелленберга известно, что Хаусхофер привлекался к расследованию в связи с полетом Гесса. На Хаусхофера пало подозрение в том, что он якобы вел какие-то «предварительные переговоры» в Швейцарии. Это подозрение не подтвердилось[6].
Хаусхофер не просто разделял мысли Бисмарка о недопустимости для Германии войны на два фронта – на Западе и на Востоке. Он был сторонником теории британского геополитика Макиндера, выступившего в 1904 г. с докладом «Географическая ось истории», в котором развивал концепцию о Евразийском континенте как наиболее благоприятном географическом плацдарме для контроля над всем миром. Отталкиваясь от этой теории, Хаусхофер выступал за блок Германия—Россия—Япония, был противником вторжения в Советский Союз, предсказывал, что германская армия потерпит поражение, «если попытается проглотить обширные земли России». Как отмечают американские авторы Палмер и Перкинс, за такую «крамолу» Хаусхофер угодил в концлагерь Дахау[7].
После освобождения в 1945 г., когда война уже окончилась, Хаусхофер возвратился в Мюнхен. Однако пережитое надломило его моральные силы, и 13 марта 1946 г. он вместе с женой Мартой покончил жизнь самоубийством. Таким образом, Хаусхофер повторил акт, совершенный его другом С. Цвейгом в 1942 г. в Бразилии, куда он эмигрировал, спасаясь от нацистских преследований.
Взгляды Карла Хаусхофера, иных геополитиков как немецкой, так и других школ могут показаться в свете изменений, происшедших в мире, и научно-технических достижений – создания ядерного и термоядерного оружия, межконтинентальных баллистических ракет и искусственных спутников Земли – устаревшими и неприменимыми в новых условиях. И с рядом концепций, выдвигавшихся в прошлом, следует распрощаться. Не следует, однако, забывать, что геополитика зародилась как динамичная дисциплина, творцы и сторонники которой весьма гибко приспосабливали свои взгляды к менявшимся условиям. Геополитика как таковая не изжила себя. Более того, процессы развития общества в XX в. раздвинули ее рамки, придав ей новые измерения, и это делает необходимым в наше время иметь ясное представление об ее основах. Тем более к этому призывает само положение России, которая может сыграть роль крупного и полезного моста между Европой и Азией. Первым его звеном может явиться укрепление и развитие сообщества новых государств, возникших на постсоветском пространстве.
Чрезвычайный и полномочный посол в отставке
доктор исторических наук
И. Г. Усачев
Границы в их географическом и политическом значении
Обоим моим сыновьям посвящается
Karl Haushofer
GRENZEN IN IHRER GEOGRAPHISCHEN UND POLITISHEN BEDEUTUNG
(Berlin-Grunewald, 1927)
Предисловие
Систематическое военно-географическое самообразование, связанное со склонностью и долгом, а также служба за рубежом и ход войн дали мне возможность, исходя из собственной интуиции и опыта, изучить многие важнейшие вопросы границ на Земле в мирное и военное время, отчасти поверхностно – во время поездок и путешествий, отчасти основательно – в тяжелой ответственной борьбе за прочность границ на родине и за ее пределами.
Среди этих границ были не только германо романский рубеж на всем его протяжении от Фландрии вдоль Мааса и Мозеля до Вогез и Бургундских ворот, в Юре[8] и, кроме того, в пересеченных ландшафтах Швейцарии, итальянская альпийская граница; не только проницаемая германская граница с западными и восточными славянами во всех разновидностях – от Балтики до Карпат и нижнего течения Дуная и Дравы, – но и границы частей Света и морских акваторий: европейско азиатская, азиатско африканская, индо тихоокеанская, северо западная граница Индии и рубеж по религиозному и расовым признакам в Гималаях; индийско китайские переходы в Индокитае, китайско японо русская пограничная проблема в Маньчжурии[9] и Монголии[10]. Наслоение физических, биологических и антропогеографических рубежей и многообразных пограничных зон, океанских и континентальных контрастов с их переходными формами в районах крупных рек и морских побережий оживило мои представления и добытые опытом понятия, весьма далекие от теории. Когда же я, наконец, – в противовес столь сильному пограничному инстинкту и пограничному сознанию, которые мне довелось почувствовать у чужеземных народов, – поздней осенью 1918 г. в качестве командира резервной дивизии, продвигаясь от лежавших в руинах имперских границ в глубь страны, испытал полную утрату инстинкта в вопросах границы собственной высокоодаренной нацией, ее слепое доверие к враждебной фразеологии, болезненно пережил вместе с ней самообман по поводу фактически неугасающей на границе борьбы за жизненное пространство на Земле, тогда возник стимул к этой работе и ее замысел, продиктованный собственной внутренней потребностью и предвидимой будущей склонностью моего народа.
То, что кажется само собой разумеющимся лидерам младо-китайцев[11] относительно крупных концернов – грабителей мира, в 1914–1918 гг. вырвавших новые, более выгодные для себя границы, и что побудило их сказать с мрачной иронией: «После того, как они ограбили мир, они предложили ему приостановить грабеж» – это еще не стало ясным сегодня большинству населения Центральной Европы. Напротив, часть обманно лишавшихся своих границ культурных народов европейского Центра многократным, чудовищным грабежом и уродованием
