Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
иностранной словесности» (1819 год). Будучи знатоком ряда европейских языков (помимо французского, с преподавания которого он начал свою карьеру), П.В. Победоносцев сделал много переводов.
Перед вступлением Наполеона в Москву Пётр Васильевич с семьёй уезжает из города в Костромскую губернию в имение своего друга Павла Антоновича Шипова. После возвращения в 1813 году Пётр Васильевич пишет воспоминания о «грозе 1812 года». Отрывки из них были опубликованы в «Русском архиве» в 1895 году под названием «Из дневника 1812 и 1813 годов о московском разорении». Эти воспоминания представляют собой оригинальное сочетание реальных картин сожжённой Москвы со старательно собранными и истолкованными слухами, коими полнилась столица того времени. Реалистичны описание бедственного положения преподавателей Московского университета, оставшихся без жилья и вынужденных скитаться по углам, огромного ущерба имуществу самого университета и, наконец, поездки на собственное пепелище в Кудрино, которое автор сумел опознать только «по печи и колодцу».
Помимо преподавательской и литературной деятельности в 1811–1827 годах П.В. Победоносцев исполнял обязанности секретаря Цензурного комитета.
В преподавании русской словесности Пётр Васильевич своё главное внимание обращал на практические занятия, на чистоту речи и строгое соблюдение грамматических правил. В переводах с латинского и французского языков он тщательно избегал всякого иностранного оборота речи, каждое правило старался объяснить простыми и многочисленными примерами. Кроме того, П.В. Победоносцев занимался и практической педагогикой: после 1813 года под его руководством воспитывались дети многих живших в Москве вельмож.
В своих лекциях отец будущего обер-прокурора опирался на риторики М.В. Ломоносова и других авторов XVIII века, поэтому в последние годы жизни он казался студентам Московского университета, среди которых были в том числе Ф.И. Тютчев, М.Ю. Лермонтов, И.С. Тургенев, В.Г. Белинский, «живым преданием литературных вкусов и понятий прошлого столетия». Многочисленны анекдоты о Победоносцеве-преподавателе, в которых он предстаёт как добродушный старик с совершенно устаревшими литературными понятиями. И.А. Гончаров вспоминал: «На первом курсе у Победоносцева всех классиков ставили в одну шеренгу — с Гомера до Хераскова — и читали им нечто вроде литературного надгробного похвального слова».
В 1835 году экстраординарный профессор по собственному прошению вышел в отставку с назначением пенсиона. После выхода на пенсию много сил уделял домашнему образованию детей, давал также частные уроки детям московской знати.
2. Детство, училище правоведения
Константин был последним, одиннадцатым, ребёнком Петра Васильевича Победоносцева и шестым ребёнком в его втором браке с мамой Константина, Еленой Михайловной Левашёвой. Вырос в благочестивой семье с передававшимися из поколения в поколение церковными традициями. В зрелом возрасте, на седьмом десятке лет, Победоносцев пишет в не совсем свойственной ему манере книгу «Праздники Господни». И в это исполненное лирики повествование вкраплены его воспоминания о собственных детских годах. Читая их, видишь и ощущаешь ту искреннюю и глубокую веру и верность церковной традиции, которые будущий обер-прокурор впитал от младенчества и сохранил в течение долгих лет своей жизни.
«Вот моё счастливое детство — как ярко сияет и благоухает оно из далёкого прошедшего, как освещает передо мною путь мой, как освежает душу в минуты изнеможения!
Русская душа отдыхает и радуется в церковный праздник, и благо тому, кого благочестивые родители с детства приучили чтить праздник, с радостным чувством ждать его и услаждаться его освежающей и возвышающей силой. Как счастлив тот, у кого воспоминания детства и юности соединены с самыми возвышенными ощущениями, какие способны охватывать душу, — с ощущениями и впечатлениями веры! Сколько новых источников религиозного вдохновения приобретает душа, у которой есть запас религиозных ощущений из минувшего времени, и как оживляется такими воспоминаниями молитва! Придя в церковь с холодным и неподвижным чувством, вдруг оживляешься от одного слова или напева, напомнившего то ощущение, с которым слушал его когда-то в другое, давно прошедшее время, — то настроение духа, в котором тогда звук этот был встречен. Смотришь на стены, на иконы, на алтарь и вспоминаешь, как во время оное стоял и молился здесь, как сюда приносили и приводили тебя домашние, молившиеся за тебя или вместе с тобою. Сидишь дома, в день праздничный, и ждёшь колокола; вот ударили, и вдруг душа тронулась. Один этот звук напомнил тебе, как ту же самую минуту давным-давно встречал ты в детстве, и так же, как тогда, с горячим желанием, с нетерпеливым ожиданием чего-то таинственного и торжественного, спешишь ты в церковь стать на свое место.
Никогда так сильно не ощущаются в душе моей впечатления детства, никогда так явственно не переносится воображение в отдалённое, цветущее время моей молодости, как в дни великих праздников Рождества Христова и Святой Пасхи. Это праздники по преимуществу детские, и на них как будто исполняется сила слов Христовых: аще не будете яко дети, не имате внити в царствие Божие.
Рождество Христово… Как счастлив ребёнок, которому удавалось слышать от благочестивой матери простые рассказы о Рождестве Христа Спасителя! Как счастлива и мать, которая, рассказывая святую и трогательную повесть, встречала живое любопытство и сочувствие в своем ребёнке и сама слышала от него вопросы, в коих детская фантазия так любит разыгрываться, и, вдохновляясь этими вопросами, спешила передавать своему дитяти собственное благочестивое чувство. Для детского ума и для детского воображения как много привлекательного в этом рассказе. Тихая ночь над полями палестинскими — уединённая пещера — ясли (кормушка для скота). Домашние животные, согревающие своим дыханием Младенца и над Ним кроткая, любящая мать с задумчивым взором и с ясною улыбкою материнского счастья — три великолепных царя, идущих за звездою к убогому вертепу с дарами, — и вдали на поле пастухи посреди своего стада, внимающие радостной вести Ангела и таинственному хору сил небесных. Потом злодей Ирод, преследующий невинного Младенца; избиение младенцев в Вифлееме, потом путешествие Святого семейства в Египет — сколько во всём этом жизни и действия, сколько интереса для ребёнка! Старая и никогда не стареющая повесть! Как она была привлекательна для детского слуха и как скоро сживалось с нею детское понятие! Оттого-то, лишь только приведёшь себе на память эту простую повесть, воскресает в душе целый мир, воскресает всё давно прошедшее детство с его обстановкою, со всеми лицами, окружавшими его, со всеми радостями его, возвращается в душе то же таинственное ожидание чего-то, которое всегда бывало перед праздником. Что было бы с нами, если б не было в жизни таких минут детского восторга!
…Вечер пред Рождеством: вернулся я от всенощной и сижу дома в той же комнате, в которой прошло всё мое детство; на том же месте, где стояла колыбель моя, потом моя детская постелька, стоит теперь моё кресло перед письменным столом. Вот окно, у которого сиживала старуха няня
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
