у нас в подвале. Мы вытащили ее, пытаясь приспособить под обогрев (прошлая зима в неутепленном еще доме была адски, зубостучательно, чудовищно холодной! При средней дневной температуре +10), но в ней сбоку обнаружилась трещина и она была признана негодной.
Ну, ладно, цыганам отдам, - подумал я.
Несколько раз в неделю по улицам деревни ездил цыганский микрофургончик, из которого орал громкоговоритель:
«Покупаем! Старое железо, ванны, плиты, печи, аккумуляторы! Покупаем!»
Цыгане даже давали небольшую копеечку.
Но тут печка попалась на глаза Горану, и он принялся слезно умолять - не надо цыганам! Тут просто заварить надо, говно вопрос, отдайте мне, я все починю и буду греть свои старые косточки!
Ну, ладно.
Печка простояла (очень неудобно, под ногами) на лестнице два месяца, и каждый раз, встретив Горана, после приветственных восклицаний я спрашивал: А печка?
Горан клялся и божился.
Правильный день наступил, когда мы с Юлей пошли вниз на рынок, прикупить балканских радостей (сыр, каймак, ковбасице). Вернувшись через час-полтора, мы увидели стоящую у дома цыганскую кибитку (ой, микроавтобус), в которую цыгане запихивали нашу печку, заодно покоцав каменные ступени, перекатывая ее, неподъемную. Ряд стоял очень важный Горан и давал бестолковые указания.
Я остановился, наблюдая в восхищении, а Юля подошла к скромно потупившемуся Горану, протянула руку и сказала: Горане! Даj паре! (деньги давай).
На лице Горана отразился ужас: деньги (тысяча динар) как назло торчали из его сжатого кулака. Полуразвернувшись, чтобы спрятать от нас больную руку, он забормотал: «ну... ну.... я вас как-нибудь на пиво приглашу!» и, бочком-бочком, как доктор Зойдберг из Футурамы, поспешил вниз по улице...
Ну, в общем, мы очень смеялись!
При этом Горан всегда охотно делился инструментом, которого поначалу у меня не было совсем (первая покупка - молоток), зазывал к себе в гости, я пару раз заходил, у него было грустно, темная конура и двор, заваленный хламом (а вдруг пригодится) с помойки. Очень любил блеснуть этим своим этот маленький.
Один раз он с женой Наташей (даже приодевшись по случаю) заходил к нам, с балканским гостевым набором в руках (бутылка вина, пачка кофе, домашние колаче), даже думать не смейте прийти в гости в Сербии без этих предметов! Колаче (выпечку) можно заменить покупной.
плитку в летней кухне он положил, да. Кривенько, косенько, я так тоже умею, были б инструменты. Держится. Для себя сойдет. Но вот его «старый, но хороший» (и вечно текущий) бачок для унитаза я менял уже сам через полгода, бормоча себе под нос: Маjку те скроз jебем, Горане!
Денег он при этом брал немного, а я был сильно занят другими работами по восстановлению из полуруин юлиного дома, и мы рискнули еще раз, позвали Горана положить плитку в прихожей. Все же как-то он кладет.
В первый день он пришел с дикого бодуна, зачем-то (как выяснилось потом) разбодяжил клей для плитки стоявшей рядом штукатуркой, а потом стал создавать на полу психоделические волнистые пространства налезающих друг на друга плиток. «Горан, хуйня какая-то, давай аккуратно!»
Он снял один ряд плитки, попытался приладить их снова, потом в глазах его отразился ужас беспомощности. Достал телефон. Позвонил куда-то.
«ой ой, извините, совсем забыл, мне надо срочно в Сремску Каменицу, меня там ждут в суде для дачи свидетельских показаний!»
повел, значит, Горан Наташу в ресторан, жены - они ж такие, любят в рестораны, надо им! А там за соседним столом парни повздорили, подрались. Горан их, значит всех угомонил и держал под контролем до приезда полиции! А теперь вот в суд надо, никак без него не разберутся! А это все он завтра доделает, честное слово!
мы с Женей по быстрому, пока не застыло, сняли психоделию с пола, заделали раствором (чтоб не пропадал) дырки во дворе, придумывая попутно для Горана кары.
Вечером я пошел в продавницу за хлебом и увидел у прилавка Горана. «Пойдем, Горан, выйдем, поговорим, а то тут народу много?»
«Эээээ.... а зачем?»
да он же боится, что я буду его бить! - вдруг догадался я. Это меня умилило (обычно меня никто не боится), и я немедленно вошел в роль супер-терминатора:
«Завтра с утра придешь переделывать. Сегодня - ни капли! Jел ти jасно?!?»
сработало.
Что-то недоволен я, как выходит рассказ про Горана. Получается обычный хитрый говнюк, и совершенно непонятно, почему бы просто не перестать обращать на него внимание. А на самом деле это был просто старый избалованный ребенок. Совсем незлой. Которого, может, когда-то и стоило бы отшлепать, но сейчас явно поздно.
К тому же - эта улыбка... Нет, не мог я злиться на Горана.
Последняя попытка приспособить Горана к делу была произведена, когда (после очередного выкидона) Наташа от него ушла, и он стремительно стал погружаться в вязкую мутную трясину.
Некая московская тетушка, по тем же паническим причинам, решила прикупить себе в Сербии «запасной аэродром». По сербски она не справлялась, пытаясь обойтись бесполезным инглишем, и я почему-то стал помогать ей с переводом. Сейчас думаю, денег надо было за это брать, а то тетушка не особо душевная и со стремлением сесть на шею.
(куда, кстати, подевался тот протяжный чуть провинциальный московский говор? Как у Гиляровского (сквозь текст)? Который еще слышан в старых радиопостановках? Когда он сменился на этот жеманный интеллигентский новояз? Пустой вопрос - туда же, куда и москвичи. Я и сам так говорить не умею).
Квартирка ее требовала ремонта, кое-что мы сделали сами (редкая в Сербии возможность заработка), кое-какую работу подогнали друзьям, а на плитку в кухне я решил попробовать задействовать Горана. Тем более, что он уже вился вокруг этой квартиры, заходил посмотреть «како иде» и всячески напоминал о своем, ценного мастера, существовании. Ладно, думаю. Придется, конечно, заходить проверять, чтоб не косячил - но жалко же старика.
Зайдя утром к нему и предвкушая, как он обрадуется работе, на которую так страстно намекал все это время, я обнаружил его скорчившимся на кровати, закрыв голову подушкой. На столе стояла почти выпитая пластиковая бутыль домашней ракии, в которой оставалось на пару пальцев.
«Опет пиjеш?»
«Jа? Не... не...»
В полном противоречии с сказанным, взял бутыль со стола. Вначале предложил мне - будешь?
«Пусти то... `очеш на посао?», - по инерции спросил я.
Горан сделал глоток.
«Ладно, вижу, устал. Завтра?»
Горан сделал глоток. В глазах его появились признаки жизни.
«Мишико!»
почему-то он, с некоторых пор, начал называть меня так, на грузинский манер. Видимо, услышал у нас «Мишка» - и преобразовалось.
