этому несерьезно.
– Яфью… – мягко произносит mama.
Он оборачивается к ней. Моя мать – единственный человек, к кому прислушивается папа. Но я и так знаю, что она не станет ему перечить – не в тех вопросах, где его мнение столь непреклонно. Mama лишь напоминает отцу быть со мной помягче, пока он разбивает мои мечты.
– Прошу, tata, – говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. Мой отец не станет слушать, если я буду звучать слишком эмоционально. Я должна постараться убедить его. – Парсонс заканчивали многие именитые дизайнеры. Донна Каран, Марк Джейкобс, Том Форд…
Отец складывает перед собой руки домиком. У него длинные элегантные пальцы и маникюр на ногтях.
Папа говорит медленно и четко, словно судья, зачитывающий прописные истины.
– Когда ты родилась, мои родители сказали, что это несчастье – иметь двух дочерей. Я не согласился с ними. Я ответил, что дочери всегда будут верны своим родителям. Дочери покорны и мудры. Дочери составляют честь своих семей. Сын может оказаться гордецом, который считает, что знает все лучше своего отца. Дочь никогда не допустит такой ошибки.
Отец опускает ладони мне на плечи и смотрит мне в глаза.
– Ты хорошая дочь, Симона.
Мы подъезжаем к отелю «Дрейк». Папа достает из кармана чистый платок и протягивает его мне.
– Приведи себя в порядок, прежде чем зайти внутрь, – говорит он.
Я не понимала, что плачу.
Mama ненадолго кладет ладонь мне на макушку и слегка взъерошивает волосы.
– Увидимся в отеле, ma chérie, – говорит она.
И затем они оставляют меня в одиночестве на заднем сиденье автомобиля.
Ну, не совсем в одиночестве – впереди сидит наш водитель, терпеливо ожидая, пока я успокоюсь.
– Уилсон, – говорю я сдавленным голосом.
– Да, мисс Соломон?
– Не мог бы ты ненадолго оставить меня одну?
– Разумеется, – отвечает он. – Позвольте, только я немного отъеду.
Уилсон подъезжает к обочине, чтобы не мешать остальным высаживаться у парадных дверей. Затем он выходит из машины, любезно оставляя двигатель включенным, чтобы я не осталась без кондиционера. Я вижу, как он заводит разговор с одним из других шоферов. Они заходят за угол, вероятно, чтобы выкурить сигарету.
Оставшись в одиночестве, я даю волю слезам. Минут пять я упиваюсь своим разочарованием.
Это так глупо. Не то чтобы я всерьез ожидала, что родители позволят мне поступить в Парсонс. Это была просто фантазия, благодаря которой я продержалась свой последний год в школе «Тремонт» и выдержала бесконечную душераздирающую череду экзаменов, понимая, что должна получить только высшие отметки. Так я и сделала – блестяще сдала каждый из них. Нет никаких сомнений в том, что в ближайшее время я получу такое же письмо о зачислении в Кембридж, потому что туда я тоже подала заявку, как того и ожидали мои родители.
Отправить портфолио с моими набросками в Парсонс было спонтанным решением. Наверное, я думала о том, что получить отказ будет мне полезно, как доказательство того, что отец прав. Что моя мечта не более чем бредни, которые не могут воплотиться в жизнь.
А теперь я услышала, что поступила…
Это настоящая сладкая пытка. Пожалуй, даже хуже, чем если бы я никогда этого не узнала. Это яркий сияющий приз, который помаячил у меня перед носом… чтобы вновь выскользнуть из рук.
На эти пять минут я позволила себе побыть разочарованным ребенком.
Затем я сделала глубокий вдох и взяла себя в руки.
Мои родители все еще ждут меня в большом банкетном зале отеля «Дрейк». Я должна улыбаться, общаться и знакомиться с важными людьми этого вечера. Я не могу делать этого с покрасневшим и опухшим лицом.
Я вытираюсь насухо и обновляю макияж, достав из сумочки тушь и помаду.
В тот самый момент, когда я тянусь к дверной ручке, резко распахивается водительская дверь и кто-то плюхается на переднее сидение.
Это мужчина – огромный, настоящий гигант. У него широкие плечи, темная шевелюра, и на нем определенно нет униформы шофера.
Я не успеваю сказать ни слова, как мужчина вжимает педаль газа и срывается прочь от обочины.
Данте
Охрана в «Дрейке» усилена из-за всех этих напыщенных политиков, пришедших на мероприятие. Богатеев хлебом не корми, дай себя почествовать. Все эти банкеты с награждениями, вечеринки в честь сбора средств, благотворительные аукционы – лишь очередной повод публично похлопать друг друга по спине.
Ресторан отца «Ла-Мер» поставляет сегодня крабовые ноги, гигантские красные креветки карабинерос и гребешки на раковине – все это составит огромную башню из морепродуктов посреди фуршетного стола. Мы делаем это за бесценок, потому что заработаем сегодня не на креветках.
Я подгоняю фургон к служебным дверям и помогаю персоналу разгрузить ящики с замороженными моллюсками.
Один из охранников просовывает голову на кухню и наблюдает, как мы вскрываем ящики.
– Как это вообще называется? – спрашивает он, с ужасом глядя на карабинерос.
– Это лучшие креветки, что ты не можешь себе позволить, – отвечаю я, ухмыляясь.
– Вот как? И сколько же они стоят?
– Сто девятнадцать долларов за фунт[3].
– Да ну на хер! – Охранник недоверчиво качает головой. – За такие деньги я лучше закажу русалку в полный рост с огромными сиськами прямиком из океана.
Как только все продукты надежно уложены в холодильник, я киваю Винни. Мы ставим последний ящик на тележку для обслуживания номеров.
Винни работает в «Дрейке» – иногда разносит багаж, а иногда моет посуду. Его настоящая работа – обеспечивать клиентов особыми товарами. Такими, которые достать чуть сложнее, чем свежие полотенца и дополнительный лед.
Мы знакомы с ним с тех пор, как гоняли по Олд-Тауну в кедах с Человеком-пауком. С тех пор я несколько раздался, а вот Винни остался таким же тощим и веснушчатым парнем с ужасными зубами и чудесной улыбкой.
На служебном лифте мы поднимаемся на четвертый этаж. Лифт тревожно проседает под нашим общим весом. «Дрейк» – отель прямиком из ревущих двадцатых. Он прошел реновацию, но помогло это не сильно. Сплошные медные ручки, хрустальные люстры, стулья с ворсистой обивкой и затхлый запах ковров и драпировок, которые не чистили последние лет пятьдесят.
Дюкули, должно быть, в ярости, что его поселили в какой-то обычный номер на четвертом этаже. Из него, конечно, открывается вид на озеро, но это и рядом не стояло с преимуществами президентского люкса. К несчастью для мужчины, он и близко не самая важная шишка на предстоящем рауте. В этот вечер Дюкули едва ли входит в верхнюю половину рейтинга.
Вот, видимо, почему он до сих
