Пьеру очень нравилось жить в роскоши. Найти приличную работу во Франции для него было почти невозможно, а работать грузчиком или официантом он категорически не хотел. Пьер вздохнул и забыл о прекрасном поле. Он вошёл во вкус французской кухни и со временем стал настоящим гурманом, поглощая невероятные количества утиного паштета, лягушачьих лапок и овечьего сыра.
В свободное от приёма пищи время Большеухов смотрел телевизор, читал книги или лениво плескался в бассейне, так что не удивительно, что через несколько лет он поправился почти на тридцать килограммов, а его живот нависал над штанами, как тент над террасой.
Вначале Большеухова мучила ностальгия. Он вспоминал своих московских друзей, умопомрачительные пьянки в компании приятелей-актёров и прелестных наивных девушек, которые таяли от синевы его глаз и магического слова "актёр". Но постепенно тоска притупилась, и по мере того, как его тело становилось всё более грузным и округлым, мечты о молодости, свободе и наполненном страстью сексе возвращались лишь иногда в сновидениях, которые Пьер почти сразу же забывал, озабоченный тем, что он собирается съесть на завтрак. Пьер превратился в вялого перекормленного мопса, предпочитающего уют диванных подушек играм на природе с разношерстной собачьей сворой.
Но теперь всё будет иначе.
Пьер налил себе ещё бокал шампанского. Неожиданно мечты юности вновь ворвались в его душу. Прочь проклятые оковы супружеской жизни! Он, Петька Большеухов стал богатым и свободным французским графом. К чёрту луковый суп, консомэ и паштет из гусиной печёнки! Завтра, нет, прямо сегодня он начнёт тренироваться. Через пару месяцев он сбросит жир — и что тогда? Путешествие вокруг света на собственной яхте? Сексуальный туризм в Тайланд? Нет! Есть кое-что получше. Он приедет в Москву в белом костюме на роскошном золотом кадиллаке, так, чтобы все его знакомые поумирали от зависти. Возможно потом на деньги графини он даже снимет фильм с собой в главной роли, и, конечно, этот фильм непременно получит Золотую пальмовую ветвь на Каннском фестивале. А потом…
Неожиданно Большеухов замер с бокалом в руках, поражённый совершенно кошмарной мыслью.
"А вдруг это просто розыгрыш?" с ужасом подумал он. "Вдруг графиня попросила какого-нибудь своего приятеля позвонить мне и сказать, что она погибла? Вдруг откроется дверь, и на пороге возникнет эта высохшая стерва в рыжем парике?"
У Пьера закружилась голова. Пошатнувшись, он поставил бокал на столик и набрал номер полицейского участка.
— Да? Вы уверены? — спросил он, заставив свой голос звучать надрывно и тоскливо. — Да, мне сообщили, но я до сих пор не могу поверить в это! Это так ужасно! Только сегодня утром мы завтракали вместе и смеялись, и вдруг этот телефонный звонок… Взорвавшийся "феррари", обугленные кости… Я просто хотел убедиться. Да-да, я непременно подъеду, чтобы опознать вещи моей жены. Благодарю вас. До свидания.
Большеухов глубоко вздохнул и медленно с наслаждением выпил бокал шампанского. Затем он подпрыгнул в воздух и, издав дикий воинственный клич индейца на тропе войны, шваркнул бокал об пол.
— Ура! — по-русски закричал Пьер, потрясая в воздухе сжатыми кулаками. — Свобода, твою мать! Свобода, свобода, свобода!
* * *
— Свобода! Равенство! Братство! — потрясая в воздухе сжатыми кулаками, кричал Влад Драчинский.
— La liberté, l'égalité, la fraternité, — вторили ему яркие, как тропические птицы, панки.
Потрёпанный грузовичок "пьяджо" с открытым кузовом на всех парах мчал Драчинского к Парижу, городу его мечты. Попыхивающий уже пятой самокруткой с марихуаной водитель, похоже, решил, что он бороздит морские просторы на океанском катере, поскольку он бросал грузовик то влево, то вправо, забывая о том, что существует такая неприятная реальность, как полоса встречного движения.
Машины на встречной полосе при виде несущегося на них грузовика бросались в стороны, как вспугнутые рыбки, а водители хватались за сердце, грозили кулаком из окна и кричали что-то грубое и нецензурное.
Панки и Влад, тоже вкусившие прелестей гашиша, с весёлым хохотом падали друг на друга, цепляясь за борта кузова. Их тела и души неслись сквозь пространство и время. Они были счастливы.
Полное имя Драчинского было Владлен. Так его назвали по настоянию бабушки, убеждённой коммунистки, участвовавшей во взятии Зимнего дворца. Влад ненавидел это порождённое революцией имя, составленное из первых слогов имени и фамилии вечно живого вождя пролетариата. Идеи коммунизма с детства вызывали у Влада тошноту. Драчинский слушал "Битлз" и "Роулинг стоунз" и читал эзотерическую литературу. Он считал, что дух человека должен быть свободным от любых условностей — моральных или социальных.
Ещё он был поэтом и чрезвычайно этим гордился. К общественно полезному труду Драчинский относился с таким же глубоким отвращением, как и к коммунизму. Влад жалел о том, что он родился слишком поздно и не в той стране. Он хотел бы жить в шестидесятые годы в какой-нибудь колонии хиппи, среди родственных ему душ, способных оценить глубину его духовности и его выдающийся поэтический талант.
Впрочем, после появления на телеэкране Влада Сташевского, томно напевающего:
"Позови меня в ночи — приду,
А прогонишь прочь — с ума сойду…", Влад примирился со своим именем. Для юных девушек послеперестроечной эпохи оно стало символом мужественности и романтичности.
Драчинский читал свои стихи сексуально раскрепощённым студенточкам, на которых строки вроде:
"О, страна моя,
Каменисто-песчаная Африка!
Медный твой пряник сосу,
Как налитые женские груди…" производили неизгладимое впечатление.
Задумываясь о том, откуда в Африке берутся медные пряники, можно ли их жевать, или они такие твёрдые, что их приходится только сосать, как налитые женские груди, девицы впадали в некое подобие транса и становились лёгкой добычей любвеобильного поэта.
Восхищавшийся поэтическим даром Волошина Влад на всю жизнь запомнил его знаменитую фразу, что в мире есть только два места, где можно жить — это Париж и Коктебель.
В Коктебеле Драчинский бывал неоднократно на деньги, которые выделяли ему родители и бабушка-коммунистка, но на билет до Парижа их скудных доходов уж точно бы не хватило.
И тогда Влад решил стать хич-хайкером[2].
Это решение он принял после того, как прочитал книгу Эразма Васькина "Задарма по Европе и Америке". Эразм Васькин был знаменитым хич-хайкером. Он действительно ухитрился проехать более двадцати тысяч километров по Европе и Америке, не потратив на это удовольствие ни цента. Более того, по Европе Васькин путешествовал даже без визы. На польско-германской границе Эразм попросился в машину к одному немцу, и, воспользовавшись безответственностью польских и немецких пограничников, даже не потрудившихся проверить у пассажира документы, оказался в Объединённой Европе.
