Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
в ресторан идем, потом в обще¬житие, к девчатам. Пойдешь с ней в кино, потом прово¬жаешь домой, через парк, любовь и прочее… Хорошая была жизнь!
— Так зачем бросил?
— Надоело, в нашем общежитии плакат повесили, от военкомата, што в пограничники набирают добровольцев. Я и пошел, было мне семнадцать, сказал, что девятнадцать — поверили!
— Слышь, Ваня, ранка на руке у тебя, когда рубаху
снимал, видел я. Вроде штыковая. Откуда? Нарушитель ударил?
— Нее, у меня тут за два года все тихо было. Это отверткой в драке, по пьянке, свои ребята. Девчонку одну не поделили, дома, в Омске…
— Анюту свою не забыл? — Петр нарушил неловкое молчание.
— Разве забудешь! Письмо от нее получил еще в Омске. Всегда ношу с собой, душу согревает. Хорошая девчонка и по душе мне пришлась.
— Ждать обещала. Может когда и дождется.
— В жизни часто так бывает, — кивнул Петр, — ждать приходится долго до своего счастья, а не ждать и того хуже. Прочти, ежели без секретов. Ночь еще длинная!
— Секретов нету, письмо хорошее, да, сам знаешь, фонарь зажигать нельзя.
— Пойдем в нору, на пять минут, Джек останется. Никого не пропустит.
— Это против Уставу, Иван с сомнением глянул на Анохина, — ну, ладно на пять минут, не более.
Оставив собаку в маленьком окопчике на северном склоне холма, по которому ниже, проходила лесная дорога от реки вглубь восточной части Полыни, он шагнул в темноту за Петром, через вершину холма, поросшую густым сосняком и кустарником, вышел к небольшому обрыву, с восточной стороны. Вдоль обрыва чернела сплошная стена леса с белыми полосками берез. Петр исчез в темноте.
Иван подошел к знакомой сосне, бесшумно пролез меж сосной и высоким густым кустом шиповника, за деревом нащупал ногой выступающий корень, за ним, пониже, небольшой валун. Держась за ветки, ступил на едва заметную площадку, по крутому склону холма сделал два шага вправо, раздвинул кустарник, нырнул в нору, диаметром три четверти метра.
В просторной пещерке, полтора на полтора метра, глиняный пол был покрыт густым слоем сухой травы. Пахло мятой, полынью, было тепло и уютно.
— Хорошо живем, — Петр улыбаясь, привалился к стенке, вытянув ноги, положил карабин дулом к выходу, посветил карманным фонариком.
— Живем-то хорошо, — кисло улыбнулся Иван, — только если начальник узнает об этих наших удобствах, влетит нам с тобой, Петр.
— Не узнает, ежели сам не скажешь. И еще может пригодиться нам эта норка. Читай, быстро, да пойдем обратно.
Иван вытащил из нагрудного кармана кожаный кошелек, извлек из него затасканный тетрадный листок, исписанный ровным женским почерком. Уселся поудобнее, начал читать:
«Здравствуй… Ваня — он покраснел, запнулся на миг. — Мы все живы и здоровы, чего и тебе желаем. Тятя на той неделе опять в Озерное ходил твоих видел и все шлют тебе привет и ждут что ты когдай-то домой возвернешься. И я тоже жду.
Я учусь в; седьмом классе в Березовской школе и только на воскресенье еду домой. Мы учим химию и географию и я на карте нашла Омск, где ты теперь живешь. Когда я закончу школу и буду большая я поеду в Омск.
Я все помню как ты нас с дедом от волков спас и как я тебя медом с ложки поила. Ты был совсем больной, а потом поправился и ушел из нашего дому. Я все время помню о тебе. Может ты в большом городе тоже помнишь наш дом? Я все ждала, но ты не пишешь, значит не может твое письмо к нам дойти. А я все равно буду ждать.
Тятя в поле ездит с твоим Полканом, и волков теперь не боится. Бабуля наша немного болеет так что я по дому сама управляюсь по воскресеньям. Прибрала хату нынче насолила две кадушки помидор и огурцов. Как приедешь буду угощать шибко вкусные, помидоры с укропом. А щетина на твоем лице осталась как была или ты теперь ее бреешь? Тятя хотел выбросить свою старую бритву, а я наточила и спрятала ее чтоб тебе подарить, когда приедешь. Ты теперь совсем взрослый.
У нас теперь весна снег давно стаял трава растет даже во дворе, и теплый ветер дует с юга где ты живешь.
И я часто о тебе думаю.
Аня Сазонова»
— Аня Сазонова! — тихо сказал Петр, глядя на Ивана с необычным блеском в глазах, — имя-то какое! Ласковое, звучное. Сколько ей лет сейчас?
— Когда письмо писала, было четырнадцать, теперь шестнадцать!
— Да-а, самый возраст такие письма писать, — в голосе Петра зазвучали печальные нотки, — а у меня никого нет. Старики мои померли от тифа в Гражданскую войну, я в ЧК работал, спать было некогда. Не женился, так, и живу один.
— В ЧК работал? — повторил Иван, не отрывая глаз от куста, — стало быть людей приходилось убивать?
— Приходилось! Либо ты убьешь, либо тебя убьют. Такой век нынче, смутный. Но мне меньше досталось, чем другим. Я больше на аресты ходил, с группой, и даже следователем был, два года.
— Зачем бросил? — Иван внимательно глянул на него, — разве здесь лучше?
— Лучше, — решительно сказал Петр, — во-первых, живу как в семье, свои ребята, на всем готовом. Надоело одному в квартире жить.
И работа другая, чистая. Идет враг — бей его. Душой отдыхаю от прошлого.
— Это ты правду сказал, а ранка-то навылет, на пра¬вой руке — это в ЧК заработал? — спросил Иван, не заметил, как краска бросилась в лицо Петра Анохина.
— Нет, это еще с Первой войны. Однако идем, уже час ночи. В четыре смена.
Они выбрались из норы, бесшумно ступая по мокрой от росы траве, через две минуты улеглись возле Джека, в окопчике. Пока читали письмо Ани Сазоновой, взошла луна, озарила голубым светом лес, проложила серебристую дорожку через реку.
— Джек чего-то учуял, — тихо сказал Иван, — вишь, уши торчком, вперед, и смотрит туда же, на реку… — Ничего не вижу, — Петр с минуту рассматривал реку в бинокль, обернулся к Ивану.
— Я тоже не вижу, — Иван не отрываясь смотрел на черную гладь воды, — а слышу. Зайцы
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
