не белые?
С сочинителями голых книжек возможны самые разнообразные перипетии, это давно известно. Сплошь и рядом они скверно знают то, о чем пишут (но это не мешает успеху у читателей, знающих еще меньше). Имена сочинителей часто выдуманные, и мужчины не обязательно мужчины, а женщины не обязательно женщины. Один из соучеников студиозуса Клемпера как раз и сочиняет под женским именем душещипательные голые книжки про злоключения очаровательных бедных девушек — но всегда со счастливым концом, иначе женщины, которые только эти книжки и читают, разочаруются и новые покупать не будут. Что далеко ходить: не далее как вчера оказалось, что сочинитель усладительных виршей Митраль Тубар — на самом деле некая молоденькая дворянка.
Правда, с Кангом обстоит иначе: это его настоящее имечко, о чем Тарик еще полгода назад узнал от студиозуса Балле, коему сочинитель, представьте себе, приходится дальним родственником. Стайвен Канг — дворянин из хорошей фамилии, учился даже в университете семи изящным искусствам, но еще на середине обучения был с позором из студиозусов выключен за лютую страсть к горячительным напиткам. Все студиозусы мимо таверн не проходят, но Канг настолько погряз в вихре кутежей, настолько забросил учебу да вдобавок совершенно неполитесно стал преследовать дочку одного из профессоров, что в конце концов дело кончилось позорнейшей церемонией «прилюдного снятия университетской епанчи», что крайне редко случается...
Родственники его в беде не оставили, полагая, что беспутный молодой человек все же исправится — со многими случалось. Напрягли свои обширные знакомства и устроили с позором изгнанного студиозуса в женский Школариум. Однако и там Стайвен Канг показал себя с наихудшей стороны: то появлялся в классе в непотребно пьяном виде, то вообще несколько дней прогуливал, не представляя лекарских свидетельств, к тому же озоровал руками с симпотными Школярками (до поры до времени они терпели и не жаловались). Крах наступил, когда горе-Титор после лекционов оставил якобы для дополнительных занятий первую красотку Школариума и всерьез попытался ее жулькнуть прямо на столе. На отчаянный визг Школярки сбежались все Титоры и вовремя бедняжку спасли — но в ходе спасения Канг вдребезги разбил о голову Главного Титора большущий глиняный мирообраз. Тут уж и родня отступилась, и Канга выгнали с позорной записью в служебном листе1, с которой мало-мальски политесное место найти невозможно. К тому же пришлось неделю просидеть в укромных уголках: его старательно разыскивал отец Школярки, громогласно обещая отрезать уши и еще что-нибудь (а человек был суровый и решительный — боус торгового морского корабля с лицензией на пушки, всего навидавшийся в дальних морях и на дикарских островах). Только когда боус ушел в очередное дальнее плаванье, Стайвен Канг решился высунуть нос из своего убежища.
Но легче от этого не стало. Родители купили небольшую квартиру в недешевом «муравейнике», назначили скромное денежное содержание, но на порог не пускали, как и вся остальная многочисленная родня. Квартиру Канг пропил через два месяца, а еще через два родители перестали платить и содержание, когда Канг занял под него в три раза большие деньги, выписав вексель на отца...
Оставалось либо перебраться на Вшивый Бугор (где он оказался бы далеко не первым из благородных), либо бросаться с какого-нибудь столичного моста головой вниз. Однако показал себя счастливый случай. Еще в университете Канг, вдохновившись иными голыми книжками, написал свою. И теперь отнес ее к печатнику. Тот решил рискнуть и не прогадал: голая книжка с придуманным им завлекательным названием «Болотные упыри» и соответствующей картинкой на обложке продалась очень даже неплохо. Тогда печатник поселил Канга в своем доме (отчего с бегом времени затяжелели две служанки и кухарка), ограничил в крепких напитках, выдал стопу бумаги, бутыль чернил и заставил трудиться.
И дело, как ни удивительно, пошло. Возможно, благодаря придуманной хитроумным печатником системе: полтора месяца Канг не разгибаясь трудился за столом, а потом две недели потреблял крепкие напитки в любом желаемом количестве. Таким манером он за десять прошедших лет насочинял сорок книжек, и все хорошо продались. Уже через три года Канг стал обладателем трехэтажного особняка с садом (где и обитал по сию пору), но трудился по той же системе. Что любопытно, за него в тот же год вышла замуж та самая заневестившаяся бывшая Школярка (Балле сказал по этому поводу: «Три вещи непостижимы: пути звезд, бег морских волн и женская душа»).
Надо отдать ему должное, говорил Балле: освободившись от жесткой опеки печатника, Стайвен Канг все остальные годы строго соблюдал прежнее расписание — полтора месяца упоенно писал, две недели заливал в утробу все, что крепче фруктовой воды. Его читатели и читательницы с придыханием рассказывали всем и каждому, что их любимый сочинитель несколько раз в год путешествует по самым глухим и отдаленным уголкам королевства, собирая истории для новых книжек (и гордится тем, что именно он придумал для них новое словечко «жутик», каковое сейчас красуется на обложке каждой книги). Очень может быть, словечко он сам и придумал, но вот с путешествиями обстоит очень даже иначе: сочинитель в жизни не покидал столицы, а по захолустным уголкам Арелата ездят дюжины две его, так сказать, приказчиков, они и собирают разные завлекательные случаи, страшные легенды, не вышедшие за пределы этих мест, и тому подобное подспорье для Канга. Балле и сам совершил пару таких путешествий (его семья небогата, а студиозус может взяться далеко не за всякий приработок, простолюдинам гораздо легче). При этом Балле ни словечком не заикнулся сочинителю, что они дальние родственники: Канг и ближних-то, начиная с родителей, терпеть не мог за то, что бросили его в трудную минуту, — мало того, при первом удобном случае изображал их в виде главных злодеев...
Балле рассказал: один из таких «приказчиков» и раздобыл в северной глухомани королевства известную только там легенду о Черной Карете, что разъезжает ночами без лошадей по проселочным дорогам и приманивает неосторожных, которых потом никто и никогда больше не видел. Однако студиозус добавил: надо отдать Кангу должное, все привезенное он не переписывает, а расцвечивает изысками собственного воображения (приходящего, есть такие слухи, как раз во время очередного загула). Так обстояло, помимо прочего, и с голой книжкой «Бродячая карета» — Канг перенес действие в столицу, карету без лошадей сделал этаким оборотнем, каждую ночь менявшим облик от облезлой извозчичьей до роскошной дворянской. Так она и разъезжала по безлюдным улицам, при виде подходящей добычи заранее останавливалась и призывно распахивала дверцу. Припозднившийся путник туда заглядывал — кто из чистого любопытства, кто из желания найти там что-то
