саквояж.
Мужик тут же повернулся к незнакомцу, сошедшему со станции и принялся предлагать извоз уже ему. Видно, тем и кормился, что доставлял новоприбывших по нужным адресам.
— Прошу прощения, — робко начала Севара, обескураженная количеством мужчин, среди которых оказалась без сопровождения. Да, здесь не будет Годияра, хранящего её честь.
Она прочистила горло и повторила чуть громче:
— Прошу прощения! Вы заинтересованы в найме?
Извозчики разом смолкли и оглянулись на девушку. Они жадно осмотрели её оценивающими взглядами, пытаясь прикинуть сколько стребовать за услугу. Севара рефлекторно попятилась, приподнимая свой багаж в качестве своеобразного щита, но тут же одёрнула себя: «Нечего тушеваться». Она гордо выпрямила спину и встретила чужие взгляды с достоинством императрицы.
Что незнакомцы видят перед собой? Приезжую девушку, одетую как дворянку, уверенно держащуюся, но при том без сопровождения. Ах да, разумеется, они заметят её узкие раскосые глаза, доставшиеся от матери. У той, правда, даже складки века не было. Однако Севара всё же походила на родительницу больше и ничего кроме несчастной складки на веке от отца не унаследовала.
Папин образ в памяти остался ярким: высокий с каштановыми волосами, выцветающими в рыжий, и голубой радужкой глаз. Мама называла его «Кояшым». Но для Севары слово было непонятным, бирликского языка она не учила. Годияр в своё время стребовал с матушки ответа и выяснил, что слово значит «подобный свету Инти».
— Куда путь держите? — наконец оскалился близстоящий мужик, поправляя варежки.
— В Пэхарп. Мне сказали, здесь есть нужный мне извозчик, — приободрилась Севара, скидывая груз старых воспоминаний.
— Верно указали, барышня! — воскликнул низенький дедок, радостно подзывая её рукой. — Вы тудой в гости, али нет?
Стоило подойти, как старичок выхватил саквояж из покрасневших пальцев девушки и закинул его на сани, не беспокоясь о сохранности имущества внутри. Севара только ртом хлопала, непривыкшая к такому обращению.
— Н-нет… — пробормотала она в ответ.
Извозчик не тратил времени даром, он помог своей нанимательнице влезть и хлопнул по колючему свёрнутому одеялу:
— Накинь на ноги, деточка, а то продрогла уж, а путь небыстрый. А раз не в гости, так чего ж вы там забыли?
Послушав совет, Севара накрыла ноги, но что говорить не знала. Не рассказывать же первому встречному о семейных ссорах и вверенном поместье. Она нашла ёмкое и короткое объяснение:
— По делам. А вы?
— Внука забрать надобно! Он на шахте трудиться. Изробился уж поди, а у него сейчас вольные будут, нехай отдохнёт от своей каёлки в большом городе.
Севара кивнула, делая вид, что поняла абсолютно всё, что сказал извозчик. Тот на некоторое время смолк, понукая лошадь, и та неспешно двинулась вперёд.
Вокзал Великого Лединска находился почти у самого края города, потому до густого леса, через который лежала дорога, они добрались спустя пару промежей. Здесь были в основном хвойные деревья, с игольчатыми ветвями малахитового цвета, присыпанные сверху блестящим снегом. Они походили на совсем обычные растения, если не знать, что большая их часть — отголосок Великого Леса, сокрытого Полозьими горами. В том Лесу все деревья напитаны магией духов, они сами становятся духами и тянуться к небу так высоко, что облака скрывают их макушки.
Подняв голову, Севара убедилась, что местные деревья всё же не настолько большие — их пики были видны, а тучи растянулись выше. Сверху медленно поплыли крупные снежные хлопья.
— Ночью мести будет, — прокомментировал старик. — Хорошо ещё, что вы мне попались, коли не так — ехал бы один, да без денег.
— А кстати, сколько я вам должна? — Севара чуть подалась вперёд. Про цену они и не договорились, слишком уж она растерялась, чтобы торговаться о чём-то.
— Сколько дадите, барышня, — всему рад буду.
Севара поджала губы, размышляя, сколько бы стоила такая дорога. Загород она ездила только с бабушкой или братом, платили они же. Бывало, Севара нанимала экипаж для поездки по городу. Отдавала три реза, иной раз и больше. А тут… Не карета, а сани, не город, а лес… «Дам семь, — решила она, — будет мало, значит, скажет». Впрочем, доставка до места без удобств, хорошо хоть что-то вроде спинки приделано, а то так бы и ехала, как деревенская девка.
— Вы надолго у Пэхарп? — завёл беседу старичок.
— Как пойдёт, — отозвалась Севара, быстро вытаскивая руку из муфты и поправляя платок под шапкой. — Может и жить останусь.
— О как! Выбрали вы, барышня, себе двор не по имени!
— А что такого в том «дворе»?
— Дак, снег, холод завсе! Ну, можа, оно и не завсе, есть и паруны в нашем лете…
— Прошу прощения, не хочу показаться бестактной, но… Паруны?
— Денёчки такие, жаркие после дождя, — пояснил старичок, немного повернув голову.
Севара кивнула. «Завсе», видимо, значит «постоянно», по аналогии с завсегдатаем. Приятно, что хоть какие-то странные словечки из уст старика она понимает без подсказки.
— Так и что? — продолжил извозчик. — Пожарит, нале декаду к ряду (а такого и быть не может), но больше ведь холод. Так и Башня под боком! Всех не запечатают ведь!
Башни — тюрьмы для магов, и одна из них действительно находилась совсем рядом. Севара её не видела, но знала, что она точно есть где-то здесь. Часть заключённых в ней подвергалась жесточайшему наказанию — запечатыванию. Таких магов называли орбами. Они были лишены совей воли, а посему становились послушными.
— Вот надысь один такой убёг. Говорят, по округе бродит. А тут ишшо сброд местный. Налакались в своё время, их с шахт попёрли, теперь прибились вон. А чего ж? Места тут дикие, они пользуются. Да только кого те хитники обворуют?
— Почему же их не ловят?
— Как не ловють? Ловють! Да токмо по одному и успевают, они, как грибы по осени — пьяни дай плодиться. Хоть каждого поймать, да розгами оходить, а они всё равно новые выскочат. И мага того, беглого, у Башню упихнуть, но разве ж поймаешь просто? Он же ж не высовывается. Хитрый, точно лис!
Высказавшись дедок принялся тихо напевать незнакомую мелодию. Снег парил в воздухе, не спеша опускаться к земле, хрустел белый настил под копытами лошади и шептал что-то под полозьями саней. Пахло морозной хвоей и вязкой смолой, холод пощипывал щёки, но уже не гулял по костям, Севара пригрелась и задремала, убаюканная усталостью.
Сон опустился мягким пуховым одеялом, заботливо скрывая собой стужу и перенося в видения тёплой весны. Там были мамины руки и шёпот.
Интимила только родилась, она сопит в своей кремовой кроватке, а Годияр заглядывает к сестрёнке сквозь прутья, как когда-то заглядывал и к Севаре.
— Дайте ей отдохнуть, — мама обнимает
