из-за изнасилования. Но даже думая об этом, я понимаю, что мне конец. Я не смогу отбиться от такого крупного парня. Но и без боя я не сдамся.
Я заношу ногу за его спину и умудряюсь ударить его пяткой по яйцам, но недостаточно сильно. Он хрипит, разворачивает меня и бьет по лицу. Мое зрение затуманивается. Я чувствую, как падаю на пол.
— Гребаная шлюха, ты за это заплатишь. Я всажу свой член в твою маленькую киску, а когда закончу с этим, возьмусь и за твою задницу.
Одна из его мускулистых рук держит меня за плечо, и он бьет меня по лицу. Я кричу так громко, как только могу, хотя знаю, что это безнадежно. Никто меня не услышит. Одно я знаю точно: когда Зак и Брэй найдут меня, от этого парня не останется и следа. Это вызывает улыбку на моем лице.
— Тебе нравится, маленькая грязная шлюшка. Я знал, что тебе это, бл*дь, понравится. — Он улыбается, как будто выиграл.
— Ты бредишь. Я улыбаюсь только потому, что знаю: когда мои братья найдут тебя, ты покойник.
— Да пошла ты! Думаешь, твои братья меня испугают, сука?
Улыбка исчезает с моего лица, когда он бьет меня в живот. Я падаю на пол, боль разливается по всему телу. Мой мозг хочет отключиться, погрузиться в успокаивающую темноту. Я борюсь за то, чтобы не потерять сознание. Я вижу, как ботинок приближается к моей голове. Я готовлюсь к удару, который, как я знаю, приближается. Мои глаза закрываются, и я сжимаюсь, стараясь как можно лучше защитить голову.
Застываю в этой позе, ожидая, но удар все не наступает. Я слышу громкие крики и удары. Когда я снова открываю глаза, надо мной склоняется Дин. Он говорит, но я не слышу что.
Мне удается подняться и заползти на него. Я зарываюсь головой в его грудь и цепляюсь за его рубашку. В этот момент я наконец-то позволяю себе заплакать. Наконец-то я чувствую, что могу расслабиться, зная, что теперь я в безопасности.
— Все хорошо, Эл. Я держу тебя, — говорит Дин, крепко обнимая меня, он проводит рукой по моим волосам и прижимает мою голову к своей груди. Я чувствую, как меня поднимают, когда он берет меня на руки.
— Отведи этого ублюдка в подвал. Я собираюсь убить его на хрен, — инструктирует Дин парней из охраны, которые в данный момент поднимают отключившегося мудака, напавшего на меня.
Зак несет меня из машины в нашу квартиру. Я позволяю ему думать, что я сплю, потому что сейчас, в объятиях брата, я знаю, что мне ничто не угрожает. Я знаю, что никто не сможет до меня дотронуться. Как бы безопасно я ни чувствовала себя с Заком, это не сравнится с тем, что я ощущала, находясь в объятиях Дина.
Энергия Дина, его собственническая защита, которую он излучал сегодня вечером, не сравнима ни с чем, что я когда-либо чувствовала или испытывала. Обещания, которые он шептал мне на ухо, те, которые никто больше не мог услышать, — вот те слова, за которые я пытаюсь ухватиться сейчас. Именно они приносят мне утешение.
Зак заносит меня в квартиру, и я слышу, как Дин говорит ему, что возьмет меня, и мне хочется выскочить из объятий брата и броситься к Дину. Но я этого не делаю. Пусть думают, что я сплю.
Когда я чувствую, что меня передают, я понимаю, что это Дин. Его цитрусовый аромат окутывает меня. Его крепкие объятия, когда он идет по коридору, согревают меня. Мой кулак сжимается вокруг его рубашки; я ни за что не позволю ему отпустить меня.
Дин проходит через мою комнату и кладет меня на кровать. Я крепко держусь за его рубашку; он не оставит меня здесь одну. Он не может оставить меня здесь. Я не могу сейчас быть одна.
— Подожди, не оставляй меня, пожалуйста. Не оставляй меня здесь одну, — умоляю я. Я чувствую, как начинаю паниковать.
— Я не оставлю тебя, Элла, просто позволь мне выключить свет и закрыть дверь, — шепчет он.
— Нет, оставь свет включенным, пожалуйста.
— Хорошо, принцесса, свет останется включенным. — Он отцепляет мои руки от своей рубашки и направляется к двери, закрывая ее. Я слежу за каждым его шагом, готовая вскочить и броситься за ним, если он выйдет.
Но он этого не делает. Он возвращается на кровать, снимает обувь и ложится рядом со мной. Я оказываюсь в его объятиях, которые никогда не хочу покидать. Так я и засыпаю, в его объятиях, пока он шепчет мне на ухо слова утешения.
Дин
Настоящее
Я никогда не смогу забыть ее образ — лежащую на полу в туалете, избитую, в крови и синяках. Порой мне хочется вернуть к жизни ублюдка, который сделал это с ней, чтобы снова увидеть, как из него утекает жизнь. Я никогда не испытывал такого ужаса, что потеряю кого-то, пока не увидел ее.
Эмоции, которые пронеслись во мне, напугали меня до смерти. Я всегда оберегал ее, всегда хотел укрыть ее от мира, от нашего мира — того, в котором существовали ее братья и я. А с тех пор как ей исполнилось шестнадцать, потребность защищать младшую сестру сменилась желанием защищать ту, кого я любил больше всех на свете.
Но была одна проблема: как бы сильно я ее ни любил, как бы сильно ни хотел, я знал, что никогда не смогу быть с ней. Элла была младшей сестрой моего лучшего друга — и на десять лет младше меня.
Когда ей исполнилось восемнадцать, моя борьба с собой стала ежедневной: она больше не была ребенком. Я больше не чувствовал себя мерзавцем, желая кого-то, кто не достиг совершеннолетия. Она стала взрослой и привлекала внимание в любом месте, куда входила.
Она не делала секрета из того, как сильно хочет меня, и не пыталась скрыть от меня свои чувства. После нападения она звонила мне в слезах, умоляя приехать и помочь ей. Я никогда не мог отказать. Это было рискованно — проводить ночи в ее комнате, когда ее брат, мой лучший друг, был по ту сторону коридора.
Но я не мог отказать ей в утешении, которое она искала. Я не мог слышать, как она плачет, и не быть тем, кто вытрет эти слезы. В течение двух месяцев я проводил ночи в ее постели, шепча ей на ухо слова утешения, пока она засыпала.
По утрам я всегда уходил
