песок.
Степь всегда убивает человека, кого-то медленно, изо дня в день, иссушающей жарой и разъедающей тело проказой, кого-то быстрее: тупой, монотонной и бесконечной, ежедневной борьбой за выживание. А кто-то просто не заметит паука на своей одежде или упустит клеща и даст ему углубиться в ткани. А может быть, набредёт на сколопендру или варана. Или просто заблудится, сожжёт весь бензин, выпьет всю взятую с собой воду и умрёт от теплового удара или жажды. В общем, в степи как кому повезёт.
Андрей Николаевич родился, вырос и половину свой жизни провел в степи, он всё, ну, или почти всё, знал о ней, хотя так далеко на юг ещё никогда не заходил. Никогда. И находясь сейчас здесь, он понимал, что ему нужно искать себе убежище. И побыстрее.
Термитники. Кто-то из стариков в его детстве говорил, что термитники уходят в землю иногда на двадцать метров. Кто ж в здравом уме будет это проверять? Ещё говорили, что там, на двадцатиметровой глубине, температура будет градусов двадцать пять, а может, и холодина во все двадцать. А ещё там, скорее всего, будет и вода. Ну, это врали, наверное, но вот если выкопать в плотном грунте рядом с термитником яму в полтора-два метра глубиной и накрыть её тентом, там температура будет на двадцать градусов ниже, чем на открытой местности в тени. А вот это как раз был факт. Именно так Андрей Николаевич вчера и спасался от семидесятиградусной жары. Говорят, термиты создают специальные системы вентиляции, охлаждения, чтобы их яйца не погибали от высоких температур. Может быть. В общем, термитник – это то, что спасёт его и сегодня от страшной полуденной жары.
Короче, нужно было копать. Уполномоченный подошёл к мотоциклу и взялся за лопату, торчавшую из багажной сумки. Кстати, мотоцикл тоже нужно будет уложить на северную сторону бархана, в тень, и забросать песком. Так как резина и весь пластик на мотоцикле от местной жары теряли структуру, разрушались. А значит, работы у него было предостаточно. Нужно было начинать, не ждать, пока от жары шевелиться станет невмоготу. Но начать он не успел. Андрей Николаевич был далеко от передатчика, почти на пределе работы рации, и поэтому из тяжёлой белой коробочки в основном донёсся треск и шипение. И в этом шипении он скорее угадал, чем разобрал слова:
– Второй, второй, слышишь меня? Прием.
Уполномоченный достал рацию из кармана, но сразу отвечать не стал. Это было бессмысленно, он стоял между барханов, принимающая сторона получит только неприятный шум из эфира. Поэтому Горохов полез на ближайшую песчаную волну, но вылез не сразу: чуть поднявшись, достал прицел от револьвера и секунд десять рассматривал через прицел окрестности; за два последних дня он дважды находил коптером следы даргов, возможно, и они видели следы его шин и слышали работу его мотоцикла, так что в этих местах нужно быть начеку.
– Второй, второй, как слышишь, приём? – хрипит рация.
Горохов наконец прячет прицел в кобуру, взбирается на самый верх бархана, разматывает шарф, закрывавший голову от солнца и жары, оттягивает от лица респиратор и нажимает кнопку передачи.
– Первый, слышу тебя. Приём.
– Второй, давай возвращайся. Приём, – доносится из рации. «Первый», кажется, даже обрадовался, что Горохов на этот раз так быстро отозвался.
«Давай возвращайся». Просто и без затей. Если бы «первый» сказал: мы взяли след, мы их нашли или дело сделано, уполномоченный обрадовался бы, но вот это короткое «давай возвращайся» расставляло все точки над «i». Они устали. Лейтенант Гладков и четверо его солдат больше не хотели тут торчать. Здесь, на краю вселенной, в этом пекле, находиться дальше им было просто не под силу.
– Еду, – в это короткое слово Горохов вложил всё своё разочарование, всё недовольство. Он не добавил положенного слова «приём» или заканчивающей фразы «конец связи», уполномоченный просто положил рацию в карман пыльника и стал спускаться с бархана. «Второй» что-то ещё хрипел из кармана, но Горохов уже не мог разобрать слов. Да и не хотел он их разбирать: По фигу, что там лепечет этот лейтенант. Слабак. Андрей Николаевич подошёл к мотоциклу, вернул лопату на место. Достал из коптера аккумулятор и вставил его в паз зарядки. Всё, на сегодня дрон отлетался. Потом развернул нарисованную от руки карту, взял компас, но на всякий случай ещё пару раз взглянул на поднимающееся солнце, прикинул направление движения. Северо-северо-восток. База там. Спрятал карту и компас, вставил обрез ружья в специальный кожух, с правой стороны от руля, чтобы оружие было под рукой в любой момент. Только выхватить и взвести курки.
Двадцать, ну, двадцать два километра по карте, но так как почти весь путь будет лежать поперёк барханов, то по земле выйдет все тридцать. Петлять ему и петлять. Верные два часа езды с большим расходом бензина, и последний час езды придётся как раз на начавшийся зной. Чтобы не останавливаться лишний раз, Горохов берёт из багажной корзины флягу и пьёт теплую воду. Пьёт столько, сколько может выпить. Заматывает голову шарфом так, чтобы шарф лежал и поверх фуражки, натягивает перчатки. Вот теперь можно трогаться в путь.
Солнце всё выше, теперь оно светит справа. Так и будет до конца пути. При езде встречный воздух будет охлаждать, но не сильно.
В общем, он приготовился к утомительной поездке. Андрей Николаевич бросает взгляд на термометр: пятьдесят! Уже пятьдесят, а ведь солнце только в начале пути. Ему лучше поторопиться, он выкручивает ручку акселератора, и мотоцикл набирает ход, оставляя за собой след на песке да облако пыли и мелкого песка вперемешку с тлёй.
Тут, на далёком юге, живности немного. Горохов с удовлетворением отмечал, что здесь почти нет песчаных клещей. В его детстве, которое прошло намного севернее здешних мест, вырезание клещей из-под кожи у детей по утрам было для матерей делом таким же естественным, как утренние процедуры. А тут Андрей Николаевич за неделю, проведённую в степи, нашёл на своей одежде всего двух мерзких насекомых. Да и пауков здесь очень мало. Но кое-кто из мерзких гадов всё-таки ему попадался. Минут через тридцать движения он свернул налево и хотел было двинуться на запад вдоль длинного пологого бархана, собираясь добраться до того места, где снова можно будет свернуть на север, но увидел относительно свежую цепочку знакомых следов: сколопендра. На кого эта тварь тут могла охотиться, он даже не догадывался, здесь же почти пустыня! Птицы тут вообще нет, во всяком случае, уполномоченный не видел за неделю ни одного следа дроф. Что
