Давным-давно
Мой отец, Альберт Спеллман, точно так же как его отец, дедушка и брат, стал полицейским в двадцать один с половиной. Пять лет спустя его перевели в отдел по борьбе с организованной преступностью. Еще через пару лет, рассказывая информанту анекдот, Альберт оступился и кувырком слетел по лестнице. После несчастного случая спина стала часто его подводить: от резкой боли он внезапно падал, поэтому рано ушел на пенсию.
Почти сразу же папа начал работать на Джимми О'Малли, бывшего инспектора полиции, занявшегося частным сыском. Шел 1970 год. Хотя Джимми было уже под восемьдесят, «Бюро расследований О'Малли» пользовалось доброй репутацией, а с приходом моего отца и вовсе начало процветать. У Альберта был необычайный дар ладить с людьми, дурашливое очарование, от которого любой собеседник неизменно проникался к нему доверием. Все были без ума от его шуточек, годившихся разве что для дешевого водевиля. От некоторых излюбленных фокусов – например, глумиться над восточноевропейскими именами – он не отказывается по сей день. Но никто, кроме собственных детей, не предлагает Альберту сменить пластинку.
При росте шесть футов три дюйма и весе двести двадцать фунтов он должен был выглядеть более чем устрашающе, однако бодрая и легкая поступь скрывала его недюжинную силу. Лицо Альберта не поддавалось описанию: все черты так не сочетались друг с другом, что оно больше смахивало на коллаж. В молодости мама любила повторять: «Если смотреть на тебя долго, то ты даже красив». Отец продолжал: «Но терпения на это хватает только у тебя».
В 1974-м, во время очередной слежки за каким-то страховщиком в Долорес-парке, Альберт разглядел в кустах миниатюрную брюнетку. Заинтригованный ее странными действиями, он бросил свое наблюдение и пошел за ней. Вскоре Альберт понял, что таинственная незнакомка сама за кем-то следит. Та достала из сумки фотоаппарат со здоровенным объективом и принялась фотографировать влюбленную парочку на скамейке. Она держала камеру так неуверенно и работала так непрофессионально, что Альберт решился помочь. Он подошел к ней сзади, да, видно, слишком близко или слишком быстро (этих подробностей уже не помнит ни одна из сторон), и тут же получил коленом в пах. Отец говорит, что, как только боль утихла, он влюбился.
Прежде чем брюнетка успела нанести второй сокрушительный удар, Альберт прохрипел, кто он такой. Та, в свою очередь, извинилась, сказала, что ее зовут Оливия Монтгомери, и напомнила Альберту, что подкрадываться к людям сзади невежливо и вообще-то опасно. Затем она объяснила, почему следит за парочкой, и попросила у моего отца совета. Как выяснилось, парень на скамейке был будущим зятем мисс Монтгомери. А девушка, с которой он целовался, вовсе не была ее сестрой.
Альберт отлынивал от работы весь остаток дня, помогая Оливии шпионить за Дональдом Финкером. Начали они с Долорес-парка, а закончили в ирландском пабе злачного квартала. Финкер даже не подозревал о слежке. Мама позже заявит, что денек выдался на редкость удачный, хотя ее сестра Марти будет иного мнения. Несколько раз проехав на автобусах и в такси, изведя две фотопленки, Оливия и Альберт засекли Дональда в объятиях трех разных женщин (одной он заплатил). Мой отец был поражен маминой сообразительностью и решил, что небо еще не скоро пошлет ему вторую бойкую брюнетку двадцати одного года. Он не знал, как поступить: пригласить ее на свидание или предложить работу. В итоге он сделал и то и другое.
Через три месяца, после скромной церемонии в Лас-Вегасе, Оливия Монтгомери стала Оливией Спеллман. Букет на свадьбе поймала Марти, однако тридцать три года спустя она так и не вышла замуж. Еще через год Альберт выкупил бюро у О'Малли и назвал его «Частное сыскное агентство Спеллманов».
Первенец
Дэвид Спеллман родился совершенным: весом восемь фунтов, с волосиками и чистой кожей. Он немного покричал (чтобы показать врачам, что уже дышит) и быстро умолк, видимо, из вежливости. Следующие два месяца он спал по семь, а иногда по восемь и девять часов подряд.
Хотя Альберт с Оливией решили, что их первенец – идеальный ребенок, два года спустя появилась я, после чего они в полной мере осознали, сколь безупречным был Дэвид.
С каждым годом он становился все привлекательнее. Дэниел не шибко походил на папу или маму, зато унаследовал их лучшие черты – и еще в нем проявилось что-то от Хэмфри Богарта. Переходного возраста у моего братца почему-то не было, только раз он пришел домой с фингалом (завистливый одноклассник постарался). И даже синяки были ему к лицу. Дэвид отлично учился, не прилагая к этому никаких усилий: мозги у него, как нарочно, были созданы для учебы, чего в клане Спеллманов еще ни разу не встречалось. Благодаря спортивному телосложению его хотели сделать капитаном почти всех школьных команд, но он не соглашался, остерегаясь зависти сверстников. Словом, в его возмутительном совершенстве не было ничего дурного. И скромен он был не по годам. Однако я твердо вознамерилась вышибить ножки из-под всех стульев, на которых он когда-либо сидел.
Я совершила множество разнообразных преступлений против брата. Большинство так и остались безнаказанными, потому что Дэвид никогда не ябедничал, но некоторые все же не ушли от внимания моих бдительных предков. Научившись писать и читать, я стала вносить сведения о своих провинностях в блокнот, примерно как администратор гостиницы производит опись имущества. Эти сведения постепенно приобрели форму перечней. Обычно в них содержалось лишь краткое описание случившегося, например: «8 декабря 1992-го. Отформатировала жесткий диск на компьютере Дэвида». Но порой, когда меня разоблачали, я записывала произошедшее во всех подробностях, чтобы впредь не повторять ошибок.
