пинки остались. Легче жилось девочке, когда купец уходил в море на своём торговом судне. И пусть так же тяжело было работать, но дышалось свободно. И Алия в те дни могла снова приходить в комнату матери. Голос вернулся к девушке только спустя два года.
Много лет назад.
Он ухаживал за ней, увивался, стелился барвинком, одаривал всевозможными заморскими украшениями и рассказывал о дальних странах, в которых побывал, о морских путешествиях. Наверное его красочные интересные рассказы сыграли главную роль, когда Рания согласилась жить с ним, простым купцом. Конечно он был не беден, а торговля его процветала. Аббас имел в городке не одну лавку. Ткани и специи, торговля серебрянными и золотыми украшениями было прибыльным делом. Рания была из обедневшего, но знатного высого рода Красивого Юга. И это льстило самолюбию Аббаса. К тому же девушка была очень хороша. Да и сирота. Он жаждал, чтобы Рания стала его женой, он мог бы тогда распоряжаться её жизнью как хотел, но она отказалась. Аббас рад был и тому что желанная женщина рядом, любил её болезненно, обожал прекрасную Ранию, а она с теплом относилась к нему, заботилась и помогала во всём. Но мужчина не видел в её глазах того же пламени, который бушевал в нём и безумно ревновал её ко всем и вся. К тому же Великий не благословил их детьми даже после трёх лет совместного жительства. Наверное поэтому женщина грустила, а он стал изводить её, всё больше и больше. Но вот спустя ещё два года Рания оказалась втягости и тут стала сторониться его, была замкнутой, задумчивой. "Причуды непраздных женщин " так отмахивался Аббас.
Казалось он возненавидел младенца ещё в тот день, когда его женщина кричала в родовых муках, а он трясся от ужаса, что она может уйти от него к Великому. И тогда Аббас просил Великого оставить ему его жемчужину, и Он оставил. И младенца. Повитуха поздравила его с дочкой, странно глянув на него. Дочка?… У него должен был родиться наследник. В роду Нассархасов рождались только мальчики, из поколения в поколение, темноволосые и смуглые. Влетев в комнату, мужчина замер возле родильницы и опустил глаза на маленький свёрток в её руках, который она бережно и с любовью прижимала к груди.
Девочка… Рыжеволосая… Аббас пошатнулся, перед глазами появились круги, руки сжались в кулаки до синевы. Купец выбежал с ложницы так быстро, как мог, чтобы не задушить их обеих. Он любил Ранию как безумец и не смог возненавидеть её даже после такого очевидного предательства. Но он возненавидел её отродье. Не раз торговец приходил ночью с подушкой, чтобы навсегда избавить себя от этой боли, от этого позора, что не он отец, что он бесплоден. Но Рания как львица, всегда была на страже и молча следила за ним своими прекрасными глазами нежной лани, не мигая, не двигаясь, пока он, зло сплюнув, не уходил вон.
Рания перестала быть его, больше не было ночей любви. Он не забыл, она не простила. Аббас перестал заботится о женщине. Пока Алия была новорождённой крохой, Рания, чтобы выжить, продавала украшения и дорогие одежды, что дарил ей когда то Аббас. После она сама зарабатывала себе на пропитание, тяжко работая, обстирывая людей, делая настойки, продавая лечебные травы. Но этого было слишком мало, чтобы носить как раньше красивую одежду и сытно питаться. Рания стала одеваться слишком просто. Аббас видел как она осунулась, похудела, возможно даже недоедала, но никогда, ни разу не пожаловалась. Замечал как соседи шептались, сочувственно глядя на женщину с малышкой, а то с насмешкой кривили губы. Иногда искра сомнения появлялась в чёрствой душе, правильно ли он поступает бросив их на поизвол судьбы? Но он тут же гасил её без жалости.
Рания везде была вместе с девочкой: когда та была младенцем, привязывала её к своему телу простыней и так работала: шла на реку стирать бельё или уходила в лес, собирать травы. А когда малышка подросла, водила её с собой за руку. Аббас ревновал и ненавидел. Чем сильнее подростала Алия, тем очевиднее становилось, что она ни на кого не похожа. Внешность девчушки сильно отличалась от темноволосых и смуглых секлицийцев. Характером же она пошла в свою мать: добрую, заботливую, тихую, но в которой всегда был крепкий стержень.
Спустя двенадцать лет от рождения дочки, мать стала слабеть, с каждым днёмчахнуть и вконец слегла, недолго отягчая заботами о ней близких. Алия почти не отходила от матери, ухаживала как могла, сидела держа за руку или смотря в её глаза с любовью и тоской, рядом спала, крепко обняв исхудавшее дорогое тело.
В день своей смерти Рания взяла с Аббаса обещание позаботиться о её дочери, ради Великого. Аббас не хотел, всё его нутро противилось этому, выворачивалось и корёжилось. Он смотрел в некогда чудесное лицо, отмеченное теперь бледной печатью смерти, в глаза, в которых уже не было сил бороться. "Прошу, Аббас". Он понимал о чём умоляли её глаза. Все эти годы очень редкие просьбы женщины он не слышал, не хотел и не считал нужным. Но сейчас не смог отказать в последней и молча кивнул. Рания подняла руку, чтоб в последний раз коснуться его лица…Аббас прикрыл глаза, но…. ничего не случилось. Тяжёлый судорожный вдох и тихий долгий выдох. И тишина. Он вдруг испугался, ему стало страшно поднять веки и осознать, что он остался один, один в этой комнате и в этом мире. Рания ушла тихо, только большие глаза смотрели неотрывно вверх.
Первое время мужчина думал, что ничего не изменится, что он легко перешагнет через потерю. Эта шлюха недостойна его. Но потом пришло осознание непоправимого, опустошение и вконец отчаяние. Аббас мог бы все эти годы любить Ранию и жить, как раньше, простив ей чужого ребёнка. Но он отвернулся. Торговец стал выпивать, а выпив, заходил в комнату Рании, падал на колени возле её ложа и выл, цепляясь пальцами за покрывало, то бормоча что-то, то проклиная, то молясь. Алия спрятавшись, видела страдания отчима, хотя далеко не всё могла понять.
"Разве он любил маму? Но он тоже страдает как и я" — думала девчушка. Имея доброе сердечко, она заваривала травы, как учила её родительница и приносила Аббасу. Тот всегда молча пил, успокаивался и засыпал. Сама девочка плакала по ночам, уткнувшись в мамину подушку и вдыхая родной любимый запах. А потом отчим запретил ей жить в маминой комнате, лишив девочку такого малого утешения. Теперь у
