едет с подружками! Втроем!
— И они все трое — молодые незамужние девушки, — упрямо повторила мать.
— И я теперь должен пасти трех девиц!
— Это твой долг, как мужчины.
— Мама, ты просто хочешь пристроить меня к одной из них, признайся!
Танзиля Ильмановна мягко рассмеялась.
— Кстати, кто тебе больше нравится — Карина или Лиана?
— Никто!
— Ну, значит, просто присмотришь за девочками.
Рустам вздохнул в последний раз, окончательно смиряясь с неизбежным.
— Ладно. Покормишь меня, мам?
— Хинкали будешь?
— Буду.
* * *
Наступило его любимое время суток. Когда дети уже легли спать, и можно сесть за стол и попить с женой чаю. Марат отчетливо понимал, что эту привычку он принес в новый брак из брака старого. Или из первого брака во второй — так точнее, наверное. Правда, с Зилей он много не говорил тогда. То ли потому, что в молодости человек сосредоточен на себе, то ли потому, что по юношеской самонадеянности считал, что с женой говорить особо не о чем — так, коротко, про детей, быт. Нет, они говорили. Но не так, как с Миланой. С Миланой они говорили много и о разном. И о работе, и о детях. Да обо всем. Эта женщина дана ему Всевышним, чтобы он был с ней счастлив. И он счастлив. Особенно сейчас, когда за окном уже стемнело, дети спят, а они сели пить чай.
— Я разговаривала с Зилей, она все-таки уговорила Руса поехать с девочками.
— Я не сомневался.
Милана рассмеялась.
— Рус мне уже звонил и жаловался, какие страшные две недели ему предстоят.
— Бедный несчастный Рус. Две недели на курорте в обществе трех красивых девушек.
— Ради справедливости давай отметим: одна из них его сестра, а красивой можно назвать только Лиану.
— Карина очень хорошая девочка. И семья у нее прекрасная. Я знаю ее отца, — Марат отпил чаю, вздохнул и добавил: — Но кушать ей надо все-таки поменьше. Но если Рус ее захочет в жены, то пусть будет Карина.
Милана снова рассмеялась.
— Пусть будет. Отец разрешил! — Марат изобразил суровый взгляд. Это была такая их семейная игра на двоих, когда он изображал грозного отца семейства с непререкаемым авторитетом, а Милана… А Милана, как всегда, непредсказуема. В этот раз она решила его дразнить. — Твоя одержимость сосватать детей меня пугает.
— Никакая это не одержимость. Гульнаре двадцать три, Русу двадцать восемь. У меня в их годы уже была семья.
— Ты уверен, что твой кейс — это образец для подражания?
Марат вздохнул, потер висок.
— Как же я не люблю все эти новомодные словечки. Кейс-шмейс… Нет, конечно, я не образец для подражания, ты права.
— Безусловно, я права. Мы же с тобой сейчас вдвоем.
Марат улыбнулся этой их давней договоренности. А ведь они с Миланой так и прожили все эти годы, по этому принципу: наедине главная она, на людях — он. Идеальная оказалась схема.
— И все-таки я не понимаю. Ладно, Рус. Он мужчина, он принимает решение. Если он решил, что пока не готов к женитьбе — это я могу понять. Не могу сказать, что мне это нравится, но понять — могу. Пусть работает, пусть крепче встает на ноги. Но Гуля… — он покачал головой.
— А Гуля, значит, принимать решения не может, работать ей не надо и вставать на ноги не надо?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем.
— Не совсем.
— Она же красавица. Умница — вон, диплом красный получила. Работа у нее есть. Готовит прекрасно. Все, все есть! И она одна. Что с нашей дочерью не так?!
Марат осекся. Он сказал… неправду. Неправильное. Гульнара — его дочь от Танзили, первой жены. А не от Миланы.
— Да не смотри ты на меня так испуганно, — Милана подлила ему чаю. — Гульнара и моя дочь тоже. Ты даже не представляешь себе, как приятно ощущать себя матерью взрослой красавицы. Конечно, Зиля у нее на первом месте, но я… Знаешь, как я у нее в телефоне записана?
— Как?
— Мамма-миа! Причем именно так, с восклицательным знаком.
Теперь пришла очередь Марата усмехнуться.
— Это не отменяет моего вопроса. Куда смотрят современные парни?
— А, то есть именно в этом тайный смысл идеи отправить Гулю на море? Чтобы ее там какой-нибудь турок украл?
— Откуда в Сочи турки?
— Ладно, не турок. Кого ты хочешь — чтобы он украл нашу дочь?
— Никого! Рус там зачем, по-твоему?
Милана погладила мужа по плечу. Ее, на самом деле, в глубине души забавляла эта обеспокоенность Марата тем, что его взрослые дети еще не обзавелись семьями. Но нельзя это показывать мужу. Надо беречь мужскую гордость. И потом, Милане это в будущем еще раз проходить — когда подрастут их с Маратом дети, Ваня и Вера. Надо сейчас набираться опыта. И вообще, кто-то же должен защищать Гульнару от чрезмерной опеки отца. Рустам справляется сам, а вот Гуля еще с подросткового возраста рассчитывает в этом вопросе на Милану. Нельзя девушку подвести.
— Гульнара просто слишком хороша, чтобы выдавать ее замуж.
Марат уставился на нее с неподдельным изумлением.
— Женщина не может быть слишком хороша для замужества!
— Да-да, в ЗАГС никому не рано и никогда не поздно. Может, она просто не встретила своего человека. — Муж что-то буркнул, а Милана добавила: — Я вот тебя десять лет ждала.
Милана видела по лицу Марата, что он хотел что-то сказать, но промолчал. Вздохнул.
— Ты, как всегда, права. Налей мне еще чаю, пожалуйста.
Милана выполнила просьбу мужа под его вздох:
— Почему же она у нас такая… невыдаваемая?
* * *
— Ну, давай поиграем, Гуль!
Она откинулась назад, запрокинула голову, сощурилась на солнце. А потом нацепила на нос солнцезащитные очки.
— Это скучная игра.
— Это отличная игра! Давай, пока твой брат не пришел.
Гульнара покосилась на брата, который на противоположном краю бассейна, у бара, был занят развешиванием лапши на уши какой-то очередной дурочке. Вслед за Гулей туда же посмотрели ее подруги.
— Вот Русу я бы дала… — мечтательно вздохнула Карина.
— Дала бы, так он не возьмет, — фыркнула Лиана.
— А ну цыц! — одернула подруг Гульнара. — Никаких «Я бы дала» моему брату до свадьбы!
Лиана и Карина уныло посмотрели на выставленный им указательный палец с ярко-зеленым маникюром.
— Рус это знает, — вздохнула Карина и взяла ломтик арбуза. — Поэтому нам с тобой, Лианчик, ничего не светит.
— Несправедливо, — пробурчала Лиана. — Какой-то страшной девке — космы бы ей повыдергивать — светит. А нам — нет!
Гульнара снова покосилась на противоположный край бассейна. «Девка» была очень даже ничего. По крайней
