class="p1">О, как же звучна тишина вокруг,
Унизанная мудрой позолотой…
Цветы здесь наслаждаются свободой,
Их не сорвут нечаянно и вдруг…
Твоя улыбка — алый гроб открытый,
И мертвый поцелуй мой будет там.
Вокруг, бросая траур ядовитый,
Стоят глаза, подобные венкам.
Сырая вырыта уж в памяти могила,
Три долгих дня и завершится ритуал,
И встретившись потом и улыбнувшись мило,
Тихим надгробием мелькнет лица овал…
Там на неведомых танцполах или пати, автопати…
Сиреневый дурман — в кабинках туалета.
И Гоголевский Нос — под кайфом до рассвета…
Я к бару подхожу, как дядя мой к рыбалке,
Готовы на корню — коктейльные приманки…
И прыгают басы — боксеры как на ринге.
Бьют в уши и дразнят — животные инстинкты…
Я спиннингом подсёк — вертлявую Мальвинку…
И бьётся её торс… под RnB-пластинку…
Моя задача — ей, постельный, сделать мат.
Я двигаю коктейль — она пророчит пат.
15 минут тайм… Не схлопотал я штраф.
Срубил Ферзю преград… И пьём на брудершафт…
Здесь Конюховы все… Все на шарах парят.
Вокруг земли… смешки… неистово летят.
По компасу страстей все выверяют путь.
Когда найдёт Тот-Ту, подскочит нервно ртуть…
И мой прибор шкалит. Нажму твой кнопку-рот.
И автомат Любви — колёса повернёт…
Нас вытолкнет во двор, как пробку из вина –
Рука в руке… Накал… Такси, отель, весна…
Кате Кищук
Посвящается солистке группы "Серебро"
Катя, Катя Кищук!
На губах твоих звук –
Всех мелодий Шопена,
Всех катренов Верлена.
На полях твоих глаз
Конь пасётся Пегас –
Роет в сердце разбитом
Мне могилу копытом…
Катя, Катя Кищук!
Я в саду твоих рук –
Грозди спелых ногтей
Клонят ветки кистей…
Ты — картины Шагала,
Ты со мною летала
Там, где птицы Мечты
Видят мир с высоты…
Катя, Катя Кищук!
Это в дверь твою стук…
Телеграмма заочно –
"Жду всегда и бессрочно…"
Баллада о Форме и Сути
На выданье родные две сестры,
Одна — Красавица, вторая — замухрышка.
Одной наряды царственны, пестры –
Другой просты и серы, без излишка.
Одна Гармонией и Грацией полна,
Вышагивает поступью Богини.
Другая неуклюжа и тучна,
И даже не мечтает о бикини.
Одна не варит каш из Смысла
И не стирает Мелочей штаны,
А уж Итог по вёдрам, коромыслом,
Не носит никогда! Ведь ей даны:
Ракет вся сила, чтобы выйти в Космос…
Мощь кораблей, чтоб подплывать к Мечте…
Гром раструбов, чтоб выплавился Голос,
Зовущий к неизменной Красоте…
И я мечтаю, в жёны, взять, одну лишь!
Она всех женихов свела с ума!
Ей шлют сватов, зовут в Париж!
И это — Форма! Форма! Форма!
Поклонницам
Хочу оваций ваших глаз.
Хочу восторга… непременно.
Стоять на пьедестале фраз,
Укутанным в гранит надменно.
Хочу оваций ваших глаз.
Хочу востор-жен-ней-ших жестов.
О да, Нарцисс мой смотрит в вас,
А вы — лишь отражений место.
Несите ж девственность мне в дар,
Несите ж губы на закланье,
Пусть обожания пожар
Испепеляет вам сознанье.
Рыдайте, оголяя стан,
Бросайтесь под колеса славы –
Триумф мой катится по вам
И собирает себе лавры.
Гвоздями исступлённых чувств
Распните на кресте признанья –
Там, с высоты своих безумств,
Приму я ваше послушанье!
Денди порока
Смотрите, я — денди порока,
В изысканном смокинге зла.
Без бабочки этики… Тонко,
Фривольность меня обняла.
И стрелки на брюках как рельсы
В красивую, сладкую быль…
Сбиваю ботинком повесы
Сентенций налипшую пыль.
И будто Джоконды улыбка…
И будто Зеницы жреца…
И тает болезненность зыбко
В овале худого лица…
И молят поклонницы губы
Автограф поставить в засос…
И гибнут сердца как медузы,
Что брошены на берег грез!
Проводы Героя
Солдаты залп дали над гробом –
Забили в колокол тоски…
И горечь, в горле, встала комом,
И боль растрескала виски…
Вот кто-то мать поднял старушку,
Она опала средь рядов…
А вскоре опустили крышку,
Под скорбь венков…
То тут, то там мелькнет сутана,
С ветвей спадает белый пух
И белым тюлем, без изъяна,
Он покрывает всё вокруг…
Смягчает траурные краски,
Привносит легкую печаль,
И гроб спускают без опаски –
Мать не уйдет, надрывно, в шаль…
И кормят, свежей горстью, яму,
В приправу терпкие цветы,
Затем могильщики упрямо
Лишают яму пустоты.
И воздымается над прахом
Надгробья траурный гранит,
И эпитафия пожаром
На нем неистово горит…
И все расходятся неспешно…
Их забирает суета,
Чтобы, когда-то, неизбежно –
Вернуть сюда,
Вернуть сюда…
Бабочка и слон
Порхала бабочка, кружась на ветерке.
Своими “Па” природу оживляя…
Увидел слон ее, летящую в пике,
И поспешил за ней, хвостом своим виляя…
В его глазах блуждало восхищенье,
Ушами он махал подобно ей,
И всем своим слоновьим поведеньем
Он подражал искуснице своей…
Она же, хрупкий, полюбив цветок,
Скорее повенчаться с ним решила
И свадебный качал их ветерок,
И солнце тосты, радостно, лучило…
А слон влюбился в ярко-красный мак,
Что возвышался над цветов толпою,
И жадно обнимал его, да так,
Что раздавил и погубил собою…
Вот так и люди губят Идеал
Слоновьей тяжестью иступленных страстей!
И возвышая восхищений пьедестал,
Его в надгробье обращают все быстрей!
Игры сумасшедшего
Рассказ
Глава 1
Желтоватый свет интенсивно покидал помутневшую люстру. Кокетливо проскальзывая вдоль тонких, хрустальных капель он свободолюбиво летел в пространство небольшой комнаты, где нежно ниспадал на полотно художника Неудова.
Неудов заканчивал свою очередную картину, и тонкие его пальцы выделывали нервные и ломкие “Па”. Губы же непрерывно истязались безупречными и острыми зубами.
Полотно отображало анорексичных, полунагих юношу и девушку, стоящих друг перед другом. Меж ними были натянуты две нити, одна от межножья к межножию, другая от груди до груди. По нижней, в сторону девушки, бежал маленький, восторженный мальчик. По верхней, в сторону юноши, бежала маленькая, восторженная девочка. Но когда дети почти добегали до конца, их ногтем сталкивали вниз. Заманикюренный ноготь девушки сталкивал мальчика, а холеный ноготь юноши — хрупкую, тонкую девочку… и внизу, в ногах, печально синела горка
