еще можно проехать, — ответил О’Брайн, откидывая капюшон дождевика.
Это был молодой человек лет двадцати шести — двадцати семи, среднего роста, худощавый, с темно-рыжей шевелюрой и голубыми глазами.
Машина медленно тронулась с места.
— Остановитесь! — воскликнул Мейн. — Я потерял свой саквояж!
— Он рядом с вами, — ответил О’Брайн.
— А мой зонт?
— У меня, — сказал Бэрридж.
— Он нам понадобится, когда машина застрянет к придется идти пешком, — уныло заметил Мейн. — Подумать только, идти пешком в такую погоду!
— Но мы же пока едем, — возразил Бэрридж.
— Вот именно «пока»!
О’Брайн бросил быстрый взгляд в зеркальце, чтобы увидеть своего чудаковатого пассажира, затем снова стал смотреть на дорогу. Машину он вел очень уверенно.
— Сколько нам ехать? — спросил Бэрридж.
— При нормальной погоде минут двадцать, а теперь около часа, дорога сильно размыта.
— Целый час! — воскликнул Мейн так, словно в течение этого часа ему предстояло подвергаться всем мукам ада.
«Неужели он будет ворчать всю дорогу?» — подумал Бэрридж. — «Что бы ему помолчать хоть немного!»
Поняв, что Мейн не намерен молчать, Бэрридж сделал спасительный ход и навел разговор на медицинские темы, после чего обрел утраченное было спокойствие: Мейн клюнул на приманку и с увлечением начал обсуждать затронутую проблему, попутно понося всех коллег, которые имели к ней хоть малейшее отношение, и отвлекся от этого достойного занятия лишь один раз, когда машину сильно тряхнуло.
— Уже сломалась? — живо спросил он.
Когда О’Брайн сказал, что они уже приехали, Мейн уставился на него с удивлением и недоверием, словно подозревая, что его обманывают самым гнусным образом.
— Да-а? — протянул он. — Приехали?
О’Брайн вышел из машины и открыл заднюю дверцу.
— Прошу вас.
— А дождь идет все сильнее, — с удовлетворением заметил Мейн. — Не забудьте мой саквояж. Зонт я возьму сам.
Их ждали — дверь распахнулась раньше, чем они подошли. Один лакей забрал мокрые вещи, а другой проводил их в приготовленные комнаты. Мейн был настроен поворчать еще, но не нашел к чему придраться. Было двенадцать часов ночи.
— Мистер Крайтон уже лег? — спросил О’Брайн у горничной.
— Нет, сэр. Он просил вас зайти, когда вернетесь.
О’Брайн посмотрел на свои мокрые ботинки, раздумывая, не пойти ли сначала переодеться, решил переодеться потом и направился к комнатам хозяина дома.
— Вы хотели меня видеть, сэр? — спросил он с порога.
Сидевший с книгой в руках Джон Крайтон поднял голову. Ему было пятьдесят пять лет, но еще год назад все давали не больше сорока пяти: крупная фигура и сейчас выглядела по-спортивному подтянутой, особенно когда он не двигался, но замедленные и болезненно-осторожные движения старили его, так же как и лицо, носившее следы тяжелой болезни. Резкие черты этого лица в сочетании с властным выражением создавали бы впечатление деспотичности, если бы не мягкий взгляд карих глаз, обратившихся на вошедшего.
— Заходите, Аллан. Благополучно добрались? — Голос его сейчас звучал тоже мягко.
— Да, вполне.
— Когда вы уже уехали, позвонили из конторы Хамфри и сообщили, что он выехал поездом, который прибывает в два часа. Он звонил сюда сам, но не дозвонился. Наверно, наш аппарат барахлит. Я сказал бы Хамфри, чтобы сегодня он не приезжал, но теперь уже поздно. Он, конечно, рассчитывает, что его встретят. Уилсон заболел очень некстати.
— Я съезжу еще раз, — сказал О’Брайн без всякого недовольства. — Только бы не застрять, дорогу сильно размыло.
— Вы совсем вымокли. Если бы не дождь, я разбудил бы Клемента, но он хуже знает дорогу и наверняка застрянет.
—Я съезжу, — повторил О’Брайн. — Наверно, в Лондоне нет такого дождя.
— Да, иначе Хамфри не высунул бы носа из дома. Я просил его приехать как-нибудь на днях, не обязательно сегодня. Неудачное он выбрал время. Переоденьтесь, Аллан, — сказал Крайтон, глядя на мокрые снизу брюки О’Брайна.— И выпейте коньяку, а то еще простудитесь.
— Пустяки, сэр, не стоит беспокоиться. — О’Брайн направился к двери и, уже открыв ее, сказал: — Они приехали вдвоем. Один странный такой…
Крайтон никак не отреагировал на это сообщение, и О’Брайн, чуточку помедлив, вышел. На сей раз он оделся более основательно: высокие охотничьи сапоги, толстый свитер, куртка, а сверху тот же дождевик. Пить коньяк, как советовал Крайтон, он не стал, а взял бутылку с собой в машину, так как не был уверен, что сумеет во второй раз проехать столь же удачно, как в первый: дождь лил не переставая и состояние проселочной дороги ухудшалось с каждым часом.
Глава 2
Утром погода не изменилась. Сквозь сон Бэрридж слышал глухой шум дождя, а проснувшись,увидел ту же картину: дождь лил сплошным потоком. Когда он постучал к Мейну, тот уже встал.
— Где ваш пациент? — ворчливо спросил он.
— Он скорее ваш, чем мой.
— Меня сюда привезли вы, — заявил Мейн таким тоном, словно предъявлял Бэрриджу обвинение по крайней мере в ограблении банка.
Не желая вступать в бесплодную дискуссию, Бэрридж промолчал. Мейн нажал кнопку звонка и раздраженно сказал горничной,чтобы принесли завтрак.
— Вам тоже, сэр? — спросила та Бэрриджа.
— Когда у вас принято завтракать?
— В девять, сэр.
— Я подожду до девяти.
Мейн фыркнул.
— Больного надо осмотреть до того, как он поест.
У Джона Крайтона был рак желудка.
— Тогда займемся им прямо сейчас, — предложил Бэрридж.
— Вы считаете, что я должен работать на голодный желудок? — агрессивно спросил Мейн.
— Разумеется, нет. Вы же заказали завтрак. Передайте мистеру Крайтону, что мы хотели бы его увидеть до девяти, — сказал Бэрридж горничной.
Едва Мейн допил свой кофе, как вошел О’Брайн и сообщил, что Крайтон ждет их. Хотя О’Брайн всю ночь провел на ногах (вторая поездка была менее удачной, и он вместе с адвокатом Хамфри добрался до дома лишь к шести утра), на его чисто выбритом лице не было заметно никаких следов утомления. На нем был темно-синий костюм, несомненно сшитый на заказ и сидевший безукоризненно. О’Брайн проводил их до спальни Крайтона и, открыв дверь, пропустил вперед, а сам остался снаружи. Осмотр занял у Мейна полчаса, еще минут десять он разглядывал снимки, после чего, сунув
