В кабинете шефа полиции Паскис чувствовал себя крайне некомфортно. Он редко отклонялся от привычного маршрута, который предусматривал лишь три остановки: его собственная квартира, находившаяся в семи кварталах от архива, продовольственный магазин за углом и, конечно, сам Подвал. В других местах он особенно остро чувствовал, каким смешным и нелепым сделало его почти тридцатилетнее пребывание в Подвале. Архивариус был неимоверно худ и сутулился — последнее было следствием согбенного положения, в котором он вечно находился, пытаясь прочесть номера дел в неверном свете ламп. Лицо его покрывала мертвенная бледность, а выходя на свет божий, он начинал неудержимо потеть. От постоянного чтения Паскис стал близорук и носил толстые очки в проволочной оправе. Ведь в Подвале предел видимости составлял от силы четыре-пять метров.
Шеф полиции был в некотором замешательстве. В первые годы своей службы в архиве Паскис иногда приходил к нему с разными просьбами: перейти на другую бумагу, установить новомодную противопожарную систему с разбрызгивателями, поставить между лифтом и Подвалом запирающуюся дверь, оборудовать туалет, — но у шефа никогда не было на это денег. Со временем Паскис прекратил свои визиты, осознав их полную бесполезность. И вот спустя десятилетие архивариус пришел снова. Но теперь уже совсем по другому поводу.
— Два одинаковых дела? — переспросил шеф, дрогнув подбородком.
— Да, сэр. Два дела в серии C4583R. И оба на Рейфа Граффенрейда.
— А в чем, собственно, проблема?
Шеф начал полировать значок на груди, используя для этой цели собственный галстук.
— Видите ли, сэр, там две разные фотографии. Дела заведены на одного и того же человека, а на фото — совершенно разные люди.
— Я не совсем понимаю, в чем здесь проблема, мистер Паскис.
— Дело в том, сэр, что в городе не может быть двух Рейфов Граффенрейдов с одним и тем же идентификационным номером, адресом и всем остальным. Это совершенно исключено.
В последнем Паскис был не совсем уверен. Но его вера в непогрешимость системы архивного учета была столь велика, что ничего другого он сказать просто не мог.
Шеф тяжело вздохнул.
— Мистер Паскис, для меня совершенно очевидно, что кто-то просто перепутал фотографии.
— Но тогда с какой целью заведено два дела, сэр? За двадцать семь лет своей работы в архиве я не встречал никаких дубликатов, а когда наконец обнаружил, там оказались фотографии двух разных людей.
Шеф покачал головой.
— Даже не знаю, что вам сказать, мистер Паскис.
— Вот и я не знаю, — с отчаянием проговорил Паскис. — В этом все дело. Я тоже не знаю, как это понимать. Поэтому решил доложить об этом вам, чтобы вы распорядились начать расследование.
— Чтобы выяснить, кто перепутал фотографии?
— Нет. Все гораздо серьезнее. В нашем городе два Рейфа Граффенрейда, сэр. Они разные, но это один и тот же человек.
— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— В этом все и дело. Я тоже ничего не понимаю. Звучит глупо, но дело обстоит именно так, сэр.
— Возможно, что-то напутали с делами, — мягко предположил шеф.
— Боюсь, что нет. С делами все в порядке.
Паскис не упомянул о разнице в возрасте бумаги и цвете чернил, которыми были сделаны пометки. Последнее обстоятельство вряд ли произвело бы на шефа впечатление. Он не был осведомлен обо всех тонкостях делопроизводства и наверняка не понял бы истинное значение того обстоятельства, что одна и та же пометка появилась дважды, но в разном цветовом исполнении. Сам Паскис больше всего был обеспокоен тем, что при всей важности этой детали ему она тоже ничего не говорила.
Шеф открыл дело, лежавшее на его столе, и пролистал страницы. Паскис с грустью наблюдал за непрофессиональными действиями шефа, толстые пальцы которого порой переворачивали по две страницы.
— Мистер Паскис, вы когда в последний раз брали отпуск?
Вопрос застал архивариуса врасплох, и он слегка запнулся, прежде чем ответить.
— Я не совсем уверен, сэр. Не так давно, но точно сказать не могу…
— Мистер Паскис, — доброжелательно прервал его шеф, сложив толстые губы в сочувственную улыбку. — Это было в 1917 году. Ровно восемнадцать лет назад.
Паскис не возражал.
— Я вам приказываю уйти в недельный отпуск. Идите в архив, соберите вещи и не возвращайтесь раньше понедельника.
— Но, сэр…
— Нет, мистер Паскис. За неделю в архиве ничего не случится. Отдохните, успокойтесь. Этот Подвал совсем вас вымотал. Боже мой, восемнадцать лет!
Обратно в архив Паскиса, как обычно, подбросила патрульная машина. Лил дождь, покрывая асфальт мокрым глянцем. По улицам, укрывшись зонтами, торопливо шагали люди.
— Ну и погодка, — проворчал водитель.
Когда тот представился, Паскис не расслышал, как его зовут, да и сейчас был не склонен разговаривать.
— Хотя вы в своем Подвале, поди, и не замечаете, что на улице делается, — предположил полицейский.
Паскис снова промолчал. Водитель вздохнул и оставил попытки завязать беседу.
Паскис съежился на заднем сиденье, вцепившись руками в шляпу, лежавшую у него на коленях. Он даже не вытер мокрые очки. Мысли его занимал предстоящий отпуск. Шеф сказал, что он уже восемнадцать лет не отдыхал. Это было похоже на правду. Он вспомнил, как в последний раз нарушил размеренный ритм своей жизни. Тогда Паскис начал решать кроссворды и вскоре понял, что, определив десять ключевых слов, может разгадать весь кроссворд, не прибегая к подсказкам. Все дело было в правильной комбинации букв. Когда ему это наскучило, он стал вписывать в кроссворды свои собственные слова, стараясь заполнять все квадратики без исправлений. Это тоже получилось, и он начал вставлять буквы наугад, а потом составлять из них слова. Так прошел понедельник и вторник. В среду он вернулся в архив и с тех пор являлся туда ежедневно, включая все выходные дни.
Патрульная машина остановилась у здания мэрии. Архив располагался в его Подвале. Паскис надел шляпу и молча вышел из машины. Пока он поднимался по широким гранитным ступеням, пальто и брюки изрядно намокли. Оказавшись внутри, он поприветствовал четверых охранников, приложив руку к полям шляпы, и пошел к лифтам. Один из лифтеров, Долиш, чем-то похожий на белку, окликнул его, и он вошел в обитый бархатом лифт.
— В Подвал, сэр? — как обычно, спросил Долиш.
— Ммм, — подтвердил Паскис.
Пока лифт шел вниз, он успел снять и вытереть очки.
— Приехали, сэр, — объявил Долиш, открывая дверь лифта и бронзовую решетку.
— Да-да, конечно.
Паскис шагнул из кабины, но вдруг остановился в нерешительности.
— Могу я чем-нибудь помочь, мистер Паскис?
