крещеной, да еще с отработавшей в православной гимназии три года.
Конечно, подруга настаивала на своем, чувствовала силу: «Да он это, он. Крутой чувак. Я всегда к нему сама обращаюсь. Помогает!» Я же упрямилась, чем кажется даже начала напрягать подругу.
Подкатывали слёзы бессилия. Что я могла доказать?
Не желая гонять из пустого в порожнее, решила не спорить и лишний раз не привлекать к себе внимание, поэтому подошла к стоящей поблизости старушке — божьему одуванчику и попросила отвести к Серафиму Саровскому. Та уверенно засеменила в правую сторону, уводя меня всё дальше от очень крутого святого, крутого чувака, который помогал всегда моей подруге. Позднее от той же бабульки я узнала его имя — Николай Чудотворец. Он и правда такой святой, за помощью к которому многие обращаются, но он не Серафим Саровский.
Как только подошли к нужной иконе и я увидела образ, слезы сами хлынули из глаз. Случилось полное узнавание, будто мы встретились с родным и очень любимым когда-то человеком после долгого расставания. А потом еще с полчаса я рассказывала ему всю свою жизнь, как не расскажешь ни подругам, ни маме, ни подушке. Просто всё, всё подчистую.
Долго я пытала после всех своих знакомых и друзей о Серафиме Саровском. Спрашивала, кто и когда мог мне о нем рассказать. Но вот за что я уважаю и уважала своих верующих друзей, так это за их ненавязчивость в религиозных вопросах. Никто ничего мне о нем не говорил, не завлекал, не просвещал.
Мама подруги все-таки умерла. Чудо было не в волшебном ее выздоровлении. Сейчас мне думается, что мама была проводником, еще одним сталкером в мир веры и чуда.
Позже, когда друзья прознали, о таком интересном происшествии, мне надарили кучу икон с изображением святого, книги о его житии. Я совсем не могла читать тех книг. Останавливаясь на каждом абзаце, рыдала как о родном человеке над его судьбой.
Что еще интересно, дальше в моей жизни чудным образом присутствовали эти святые, причем также в тандеме: крутой чувак — Николай Чудотворец и Серафим Саровский.
Вот и не верь после такого в чудеса.
Когда я говорю, что Бог любит меня, то это не просто аффирмация или самовнушение…