Книга Дикари - Шеридан Энн

Его дыхание становится более прерывистым, а взгляд становится более враждебным.

— Я никогда не буду на тебя работать.

Маркус смеется и отталкивается от окровавленной стойки, медленно шагая к нашему заложнику, в то время как я отпускаю его яйца и оставляю биту висеть рядом со мной. Маркус опускает взгляд на красный шрам на тыльной стороне своей руки, туда, куда Шейн ударила его ножом и в конечном итоге завладела его сердцем, и этот небольшой жест говорит мне, что все, что он делает с этого момента, делается для нее.

— Посмотри на себя, ты полагаешь, что после этого сможешь принимать решения, например, на кого работать, — бормочет Маркус, обходя охранника, пока не встает за его стулом, а резкий свет мягко качается над ними. — Позволь мне быть предельно ясным. Ты не выйдешь отсюда живым. Ты умрешь здесь сегодня ночью, но у тебя есть выбор относительно того, как это произойдет. Это может быть быстрая или самая жестокая смерть, которую только может испытать мужчина. Ты знаешь, где он ее держит. Просто скажи нам то, что нам нужно знать, и мы будем добры. Но продолжишь молчать, и Роман вырвет тебе кадык голыми руками.

Роман выпрямляется рядом со мной при мысли о жестоком убийстве этого человека.

— Я ни хрена не скажу, — выплевывает охранник, отшатываясь от Маркуса, когда тот приближается еще на дюйм.

— Вот дурак, — смеется Маркус. — Ты так боишься нашего отца или по глупости веришь, что обязан быть ему верным?

Охранник сжимает челюсть и старательно смотрит в другой конец комнаты, избегая зрительного контакта, и его ответ предельно ясен. Этот мужчина — маленькая сучка без характера и абсолютно без признаков наличия яиц. Черт возьми, у Шейн яйца больше, чем у этого парня.

Роман подходит ближе, засовывает руку в карман и нащупывает длинную острую булавку, которую, как я знаю, он там прячет. Он смотрит вниз на жалкое подобие человека, испытывая лишь отвращение.

— Ты идиот, что боишься нашего отца больше, чем нас. Ты не обязан быть ему верным. В конце концов, он знает, что ты здесь, и оставил тебя умирать. Он не придет для того, чтобы спасти тебя. Ничто не помешает нам покончить с твоей жизнью сегодня вечером, так что отнесись к этому с умом. Расскажи нам то, что нам нужно знать, и ты быстро умрешь, в противном случае ты на горьком опыте убедишься, что все те истории, все те перешептывания, которые ты всегда слышал о нас, — правда.

Охранник с трудом сглатывает, но его дерзкая, упрямая натура держит рот на замке.

Роман вытаскивает из кармана длинный металлический штырь, и я делаю шаг в сторону.

— Я собираюсь спросить тебя еще раз, — предупреждает Роман ядовитым тоном. — Где Джованни держит Шейн Мариано?

Охранник вызывающе вздергивает подбородок, и на его губах растягивается злая усмешка.

— Твой рот, несомненно, хорошо бы смотрелся, на моем члене.

Аааа, черт. Нас ждет долгая ночь.

Роман смеется, и от этого звука у меня по спине пробегают мурашки.

— Если ты хотел отсосать мне, все, что тебе нужно было сделать, это попросить.

Охранник напрягается, и Маркус склоняется над ним, сжимая руки на запястьях парня, удерживая его неподвижно, когда Роман встает прямо перед ним. Я напрягаюсь, каждый момент драматизма Романа добавляет еще одну секунду, прежде чем я смогу наконец добраться до своей девушки.

Охранник опускает взгляд, полагая, что Роман сейчас выхватит свой член и заставит его проглотить его, но он никогда этого не сделает. За эти годы Роман засовывал свой член в самые сомнительные места, но он никогда бы не рискнул, чтобы его откусили вот так. Хотя, если это вызовет волну паники в жилах охранника, то я только за. Кроме того, Роман не стал бы портить жизнь Шейн, отдавая этому парню то, что так явно принадлежит ей несмотря на то, что они оба это отрицают. У Романа чертовски серьезный стояк на эту девушку, и это становится очевидным, когда он берет указательный палец охранника и вдавливает острие булавки чуть ниже ногтя.

Охранник дергается, пытаясь освободиться от захвата Маркуса и Романа, но он в ловушке, а сломанные ребра и пробитое легкое делают его усилия смехотворными.

— Скажи нам, где он ее держит, — бормочу я, мой голос мрачен и полон смертельного обещания уничтожить его.

Роман выжидает, а когда тот отказывается отвечать, нажимает на булавку, пронзая кончик пальца и проталкивая ее глубоко под поверхность. Булавка царапает кость, и я с болезненным удовлетворением наблюдаю, как она движется под кожей.

Охранник рычит, из его глаз текут слезы, а Маркус смеется ему в ухо. Но я не могу отвести глаз. Мое сердце бешено колотится, болезненное чувство пытки наполняет мои вены вызывающей привыкание силой. Булавка вонзается прямо в костяшку пальца охранника, и я улыбаюсь, зная, что одно быстрое движение Романа — и булавка пронзит его плоть, оторвав весь ноготь, и заставит его разлететься по комнате. Держу пари, он даже сможет попасть этим маленьким ублюдком в дальнюю стену.

Черт, это, должно быть, больно. Я видел плохую сторону моего старшего брата больше раз, чем могу сосчитать, но я никогда не выводил его из себя настолько, чтобы он попробовал это дерьмо на мне. Хотя он бы этого не сделал. Кровь гуще воды, и, несмотря ни на что, мы прикрываем друг друга.

Охранник вопит, слабея с каждой секундой, и Роман отпускает булавку, оставляя ее торчащей из пальца.

— Что это будет? — спрашивает он. — Все еще будешь держать язык за зубами или твой язычок собирается разжаться?

Охранник отводит взгляд, и Роман смеется, прежде чем согнуть пальцы и осторожно щелкнуть по концу булавки, посылая обжигающую волну боли по пальцу парня. Я не могу сдержать ухмылку, которая растягивает мои губы. Роман всегда мог пытать так, как мы с Маркусом просто не умеем. Маркус необузданный и легко увлекается. В ту секунду, когда он видит хоть немного брызг крови, его уже не остановить. Он должен украсить ею всю гребаную комнату. А я? Я люблю, когда мои убийства просты. Вплоть до того, что мне не нужно потом убирать за собой, хотя, если преступление требует сурового наказания, то я более чем счастлив подыграть.

Однако Роману нравится, когда его жертвы молят о пощаде, и он верит, что если они до сих пор не проклинают его