подсобит, если что, разъяснит и проводит. В случае конфликта – защитит. И почти никогда не обращаемся к человеку, который несимпатичен. Только в самых крайних случаях, когда улица пустынна и не к кому больше обратиться. Суханов был из тех людей, к кому можно обращаться.
– Извините, Александр Александрович, у нас сегодня все места заняты – торжество.
– Опять какая-нибудь контора отмечает день одуванчика? Превратился-таки почтенный «Фрегат» в легкомысленный «Синий дым»?
– Что такое «Синий дым»?
– Это когда ничего не видно. Дым синий плавает, густой, слоями. Из-под дыма ботинки торчат. Одни ботинки – и все. Больше ничего не различить.
– Сегодня у нас заседает плановый отдел тралового флота.
– Неужто все трескоеды в этой бочке поместились? – удивился Суханов.
– Могу вам в уголочке поставить отдельный столик, – сказал Володя.
– Спасибо, Володя, только… – отказался Суханов. – У нас разные круги общения. – Суханов вежливо приподнял фуражку, откланялся и двинулся дальше.
Надо было отходить на запасные позиции – в кафе «Театральное», со дня своего основания облюбованное моряками и никакого отношения ни к театру, ни к ВТО не имеющее. В это кафе Суханов возвращался как в собственную молодость – почему-то щемило душу, делалось тревожно, сладко, такое ощущение, будто он нашел смятый затерханный рубль на пыльной дороге и, немой от счастья и предчувствия чего-то очень хорошего, помчался покупать на этот рубль мороженое. В «Театральном» Суханова тоже знали. Но знали не так, как во «Фрегате» – там к нему относились с почтением и непонятной робостью, а здесь любили. Всегда можно было потребовать салат из свежих огурцов, хороший кусок мяса и провести очистительную беседу с уборщицей Нюрой – бывшей сектанткой, а ныне полноправным членом профсоюза, трудящимся человеком. Нюра разуверилась в Боге и, чтобы хоть как-то удержаться на плаву – без бога образовалась пустота и мир полетел в тартарары, – начала пить. Пила она по-черному, как иногда пьют опустившиеся мужики, только мужики, в отличие от нее, хмелели, а Нюра нет, потом это ей надоело, она купила джинсовый костюм, вернулась к Богу и пошла работать уборщицей в кафе.
Кроме Нюры в «Театральном» работала еще официантка Неля – тоненькая, гибкая, как былка на ветру, с большими, светящимися изнутри глазами и узким изящным лицом. Неля писала стихи и занималась творчеством в литературном объединении.
Когда Суханов возвращался домой, на землю, то из Баренцева моря давал радиограмму друзьям: «Буду Мурманске шесть часов вечера Встреча шесть тридцать кафе «Театральное», – и не заходя домой, двигался в кафе. Там уже ждали друзья. А что ждало его дома? Неухоженная пыльная мебель, прошлогодний морской календарь, паутина, свисающая с потолка, и стены, на которых расписывался, рисовал каких-нибудь чертиков всякий, кто приходил в гости. Еще там была убогая посуда – две тарелки, два стакана и одна кружка, старое кресло, неубранная кровать и выключенный холодильник.
С тех пор, как от него ушла Ирина, он не мог воспринимать собственное жилье, как жилье, где можно укрыться, отдохнуть, прийти в себя, успокоить расшатавшиеся нервы, подлечить сердце и дать затянуться ранам и порезам; приходил в квартиру и с тоской оглядывал замусоренный пол, исчерканные стены, морщился от того, что где-то глубоко внутри у него возникал стон, медленно полз вверх, к глотке, норовя выскользнуть наружу, Суханов сглатывал что-то горькое, загоняя стон внутрь, кадык у него на шее беспокойно дергался, подпрыгивал – он понимал, что эту квартиру надо бы обменять, получить другую, где-нибудь в районе Колонизации или Долины уюта, но каждый раз на берегу оказывалось дел больше, чем он мог сделать, до квартиры руки так и не доходили, и он снова отбывал в плаванье.
Зато каюта у него на ледоколе была опрятной, ухоженной, уютной. Корабельная каюта стала для Суханова домом, крепостью в полном смысле этого слова, заменила квартиру, в ней он отдыхал, расслаблялся, приходил в себя. Хотя море – это не земля, а судно – не многоквартирный жилой дом.
Дверь «Театрального» тоже была заперта.
«И здесь заседает какая-нибудь артель по производству кукурузной каши или мыльный отдел универмага. – Суханов потер перчаткой ухо. – Обертки из-под мыла, как фантики, раскладывают на столах, разглаживают: у кого больше, у кого красивее… Что за чертовщина! Никогда кафе не было закрыто!» – Он постучал пальцем в дверь.
На стук выглянула Неля.
– О-о, Александр Александрович! – расплылась она в улыбке, засветилась, большие неземные глаза ее потемнели, появилась в них глубь и синь, Неля распахнула дверь: – Входите, Александр Александрович!
– По какому поводу запираетесь? – осведомился Суханов. Войдя в предбанник кафе, он снял «ллойдовку», пригладил ладонью волосы, потом запустил в них пальцы на манер расчески, разгреб, снова пригладил: волосы были мягкими, прическа модной. – Ожидаете приезд шведского короля?
– Вы его когда-нибудь видели? – с неожиданным оживлением спросила Неля.
– Когда-нибудь видел.
– И я видела, – сказала Неля. – На открытке. Мне один моряк подарил. Король и королева. Ее Сильвией зовут. Очень красивая. Я ей завидую-ю, – протянула Неля, голос у нее сделался далеким, задумчивым.
– Тому, что Сильвия красива, завидуешь, или тому, что она королева?
– Ни тому, ни другому.
– Сильвию я тоже видел.
– Живую?
– Естественно. Высокая, очень женственная и обаятельная, действительно красивая – смесь юга и севера, говорят, и очень умная…
– Раздевайтесь, Александр Александрович! Что же вы не раздеваетесь?
Суханов улыбнулся и снял с себя пальто.
– Король в молодости был большой повеса…
– Вот-вот, это я и хотела узнать, – Неля приняла от Суханова пальто, хотя это не входило в ее обязанности, – где он с нею познакомился?
– Участвовал в автомобильных гонках, ездил в Монако играть в рулетку, потом, влекомый чем-то, поехал в Мюнхен на Олимпиаду. Там ему дали переводчицу по имени Сильвия…
– Интересно, интересно. – На Нелиных щеках появилась розовина, брови выгнулись длинными дугами: очень ей хотелось узнать, как девушки находят своих принцев, а простые переводчицы превращаются в королев. – Что же дальше? – спросила она.
– Дальше было все очень просто. Как в обыкновенной сказке: наш герой влюбился, приударил крепенько, а когда Сильвия не ответила на ухаживания, привез Сильвию в Швецию. К тому времени старый король, кажется, уже скончался. Старый король был уважаемым человеком, профессором археологии, писал книги и участвовал в знаменитых раскопках…
– И этим зарабатывал себе на жизнь?
– Этим.
– Странное занятие для короля.
– Не более странное, чем другие занятия. Сильвия предстала перед риксдагом – Швеция хотела знать, какая королева у нее будет. Первое требование: Сильвия должна иметь королевскую кровь. Отец у Сильвии – немец, бежал когда-то от Гитлера в Бразилию, там познакомился с будущей женой. Оказывается, далекие предки этой женщины были вождями крупного племени. Таким образом, первое требование было удовлетворено. Второе требование: королева должна быть обаятельной, умной и образованной.
– Разве такие женщины есть, Александр Александрович? – Неля насмешливо округлила глаза.
– Есть. Одну из них ты сегодня увидишь.
– Интере-есно, – протянула Неля.
– Сильвия доказала в риксдаге, что она обаятельна, умна
