по-другому.
- Я с тобой играть не собираюсь. Поэтому возьми свой подарок и уходи, пока я не вызвала охрану! – требую я.
- Томирис! Что ты здесь делаешь? – слышу удивленный голос мужа и поворачиваю голову. Он стоит у лестницы и ошарашено переводит взгляд с нее на меня.
- Жаааан (сокращенная версия слова «жаным» - любимый, душа моя), я хотела сделать сюрприз, - растягивая слова, оправдывается любовница.
- Я сказал тебе сидеть дома, - с нажимом произносит он. Но я слышу в его интонации гнева.
- Но жааан, - подает голос девица и муж вскидывает руку, молча говоря, чтобы она замолчала.
- Езжай домой. Водитель отвезет тебя.
Она тут же надула губки, но как покорная младшая жена послушалась мужа и пошла к выходу. Мы с Рустамом продолжаем буравить друг друга взглядами, не слыша, как захлопнулась входная дверь. Смотрю на него и понимаю, что передо мной теперь совсем другой человек. Он все такой же красивый, статный, высокий, любимый. Родной, но уже чужой.
- Вот, милый, - говорю с надрывом. – Токалка твоя подарок принесла, - забираю с комода фотографию, подхожу к мужу и со всей силы впечатываю рамку в его грудь. Он в шоке от моей выходки, так же, как и я. - У тебя, оказывается, сын растет. Тамерлан. Что же ты скрывал такое чудо?
- Айлин, успокойся. Я все сейчас объясню, - в его глазах смятение, досада, что его раскрыли, а еще раздражение. Но почему я не вижу во взгляде раскаяния?
- А знаешь, объясни, - говорю я, вздернув подбородок. – Расскажи мне, дорогой муж, как мы теперь будем жить втроем?
Глава 2
- И как мы теперь будем жить втроем? Составим расписание семейных вечеров? А ты как хочешь: утром трахать ее, вечером меня, или наоборот? – говорю с вызовом, язвлю изо всех силах, чтобы заглушить боль.
Меня накрыло. Меня несет не в ту степь. Я мелю чушь, от которой моя бабка-филолог сейчас переворачивается в гробу. Это ведь она учила меня, как должна вести себя леди. Рустаму мои пошлости тоже не нравятся. Кривится, выпучив глаза.
- Успокойся, Айлин, - строго говорит муж. – Что за дешевый концерт?
- Что за дешевая шлюха, которая посчитала, что она вправе приходить в мой дом и заявлять права на тебя? Токалка? Ты серьезно?
Рустам отходит к большому панорамного окну, сморит во двор, хмурится, почесывает бровь. Я его изучила вдоль и поперек. Знала его слабости, как он знал мои. Столько лет я любила, обожала Рустама; была его опорой и соратницей, сопровождала на деловых ужинах, блистала знанием английского, французского, испанского. Зависело от партнеров. Ему безумно нравилось, какое впечатление я произвожу на иностранных инвесторов. Ну что ж, докатились. Теперь мы с ним говорим на разных язык, словно люди с разных планет.
- Я не хотел, чтобы ты так узнала, - признается не в глаза, а в пустоту. – Я накажу Томи за самодеятельность. Я хотел сам тебе обо всем рассказать. Просто мне нужно было время.
- Время? Твоему сыну полтора года. Это значит, ты с ней кувыркаешься больше двух лет? Когда ты успел? – шокировано спрашиваю я, а потом не сдерживая истеричный хохот. – Господи, больше двух лет! Я только сейчас осознала, как долго ты меня обманываешь, а я, как слепая, тебе доверяла! Тебе не стыдно?!
На этих словах он оборачивается и смотрит на меня странным взглядом. Я не выдерживаю, подхожу ближе и бью кулаком в его грудь.
- Ты знал, что я ненавижу токалок. Я рассказывала тебе, что у отца была вторая жена, и мама этого не пережила. Я плакала на твоем плече, и ты сказал, что у нас такого не будет. Ты клялся мне в верности! Как ты мог? Чего тебе не хватало?
Я лупила кулаками по его груди, пока он не перехватил мои запястья и не закричал мне в лицо:
- Успокойся! Хорошо, делай меня виноватым во всем. Но и про себя не забудь. Хочешь узнать, чего мне не хватало? Так я скажу. После выкидыша, ты закрылась. Будто я был во всем виноват. Хотя я не меньше тебя страдал. А ты либо плакала и уходила в себя, либо занималась девочками. А я мужчина. У меня есть потребности.
- И она дала тебе то, что нужно? Какая банальщина!
- Да! Дала! – повышает он голос. - С ней я снова почувствовал себя живым. Почувствовал себя мужчиной, которого любят.
- А я по-твоему не люблю? – выплюнула я, смотря ему в глаза. – Так, может, и ты уже ничего не чувствуешь?
- Нет, - с шумом выдохнул он. – Я все еще люблю тебя…Но и ее я люблю.
- Что? – у меня глаза на лоб полезли от этого признания. – Что ты сказал?
- Я люблю вас обеих. Я недавно это понял. Я не хочу терять тебя, - он вдруг нежно коснулся ладонью моего лица и я, словно под гипнозом, не смогла убрать ее. Я действительно увидела в его глазах чувства ко мне, но легче от этого не стало. – Ты - моя жена, моя опора, соратница, мать моих дочерей.
- А кто тогда она?
- Томирис родила мне сына. И да…она моя любимая женщина.
Ноги подкашиваются, шарю рукой в поисках кресла и медленно сажусь на него. Огромный ком в горле не дает нормально дышать, боль разрывает грудную клетку, голова вот-вот взорвется. В ушах звенит последняя фраза: «она моя любимая женщина». Так вот почему она вела себя так нагло и самоуверенно. Она знает, какое место занимает в его сердце.
- Это бред! – поднимаю глаза на мужа. – И что ты предлагаешь? Ты же понимаешь, я такого не потерплю?
- Я предлагаю выстроить наши отношения так, чтобы всем было хорошо. Мы можем жить, как многие другие семьи…такого рода.
- Что прости? – щурюсь я, чувствую, как горлу подкатывает тошнота. – Ты мне предлагаешь быть «байбише»? Я должна подписаться на роль твоей старшей жены? Ты о девочках подумал? У них подростковый возраст, они очень уязвимы и, если они узнают о твоей измене, то их реакция может быть непредсказуемой. Ты готов к их ненависти?
Чувствую себя героиней мыльной оперы. В 90-е мы смотрели их с другой моей бабушкой. Та была попроще: жарила-парила, шила-вязала и обожала латиноамериканские сериалы.
