просторы,
И шумят вдоль дорог тополя.
Путь
Я вне законов государства,
Вне всяких рамок и систем…
Какие мне сулили царства,
Как предлагали много тем!
Тайга, долины, горы, реки…
Я шел сквозь время и года,
И обходил я человека
И проходил сквозь города.
Я проходил поля и села
И не входил ни в чьи дома,
Всегда горячий и веселый,
Но холодела вокруг тьма…
Во дни потерь, в года сомнений
Ни в ком не видел я врага,
Но столько было изумлений
И в дождь, и в белые снега!
И в бездорожье, и в дороге
Острее радость и печаль,
И обретенного так много,
Что и былых потерь не жаль.
О, точность вольная наитий,
О, вольность разума и сил!
До диссертаций и открытий
Я, молча, темы проходил…
Пусть привлекает много истин –
Не остановит ни одна!
А мне дороже вечер мглистый
И изумрудная луна.
Я сам природа – часть природы,
Любим и небом, и землей,
И все еще иду сквозь годы,
И все еще ищу покой.
И снятся светлые мне лица,
И благодать, и тишина,
И дивный отблеск золотится,
И в небе – ясная луна!
Трава растёт
Трава блестит! Шумят деревья,
Над влажной степью светлый дым.
И я – спешу в свою деревню,
Омытый ливнем проливным…
А я смеюсь и вспоминаю,
Смотря на мокрую траву,
Тот город Глупов, где бываю,
Насквозь знакомую главу:
И споры шумных шарлатанов
После вчерашнего борща,
И думы мрачных истуканов,
Заблудших истину ища.
И не прощаясь, и прощаясь,
От них спешил я в отчий дом…
Как будто в детство возвращаясь
Опять иду я босиком!
Светла отрадная прохлада,
Над кромкой дали синева.
Мне никого теперь не надо,
Мне не нужны ничьи слова!
Как пахнет влагой и землею
И мокрым оползнем песка.
Трава растет! И над травою
Плывут летуче облака…
«Огромный мир шумит, не умолкает…»
Огромный мир шумит, не умолкает,
И ненасытно тешится тщета.
И все чего-то людям не хватает,
И от того сильнее суета…
И все бесплодно, суетно, без толку.
И все чего-то нет, чего-то жаль.
Когда же мир натешится и смолкнет
Острее и пронзительней печаль!
И дремлет мир под светлою луною,
И каждый знает то, что надо знать…
Душа моя, сливаясь с тишиною,
Как лунный свет, объемлет благодать.
«В себя не веря, веря в чудо…»
В себя не веря, веря в чудо
И всем чертям молясь подряд,
Спешат вперед упрямо люди,
Смотря во все глаза назад.
Но там не видят свои цепи
И рабства опыт вековой.
И все им кажется нелепо,
Что в прошлом век их золотой.
И мнимый гонор превосходства
В себе не могут подавить.
И это гордое уродство
Опять примером будет жить?
Ведь помнят мудрые народы,
Учтя историю других,
Что терпеливая природа
Не терпит опытов таких…
Сумасшествие
Я крики пьяные услыша,
Поспешно двери закрывал,
Хотя и знал, что рухнет крыша,
Потом провалится подвал,
Потом развалятся и стены!
Не отходил я от стены…
Зачем же ты писал, Есенин,
Как пропивал свои штаны?
Быть может, Пушкина лосины
Мудрец какой-нибудь пропьет?
Вокруг все пьяны, как скотины,
И каждый в душу наплюет!
А им хоть Пушкин, хоть Есенин –
Они с Христом самим равны!
Еще нужны им царь и Ленин,
Чтобы пропить и их штаны.
Поэтам требуется крепость,
А в этой крепости – тюрьма!
Когда вокруг одна нелепость,
То сходят медленно с ума…
«А лошадь лучше переправу…»
А лошадь лучше переправу
Найдет, чем кто-то из людей.
Но кто им дал такое право –
Губить и мучить лошадей?
Но седоки решают сами
И крепко держат повода.
И бьется бешено о камни
И страшно пенится вода!
Оставьте глупую забаву –
Освободите лошадей!
Ведь лошадь лучше переправу
Найдет и выведет людей…
У карьера
«Холодный пламень желтого металла
Вам не согреет души никогда!
Зачем вы, люди, землю раскопали,
Рабами заселили города?
Пройдут года, а может и столетья,
Пока опять здесь вырастут цветы.
Неужто мало места на планете,
Неужто вам так мало красоты?
Чего вам в этой жизни не хватало,
За что же нам ниспослана беда?
Холодный пламень желтого металла
Вам не согреет души никогда!»
В зоопарке
Там ходит чуткая цесарка,
И попугай там говорит,
Павлин, красавец зоопарка,
Противным голосом визжит.
Медведи, зайцы и косули,
Седой, взъерошенный кабан.
Там не свистят смертельно пули,
Но все – неволя и обман…
Там столько шумного народа
Приходит прихоть почесать,
Не слыша, что кричит природа,
Как обезумевшая мать…
«Страна не строится слепыми…»
Страна не строится слепыми,
Но души мертвые вокруг.
И даже бомба Хиросимы
Гуманней умыслов бандюг –
Союзов творческих, канонов.
На свете нет беды страшней –
Убили души миллионов
И выжгли очи у людей…
«Смотрю, как будто виноватый…»
Смотрю, как будто виноватый,
Я на сегодняшних детей....
А в детстве я учил когда-то
Степных свирепых лошадей!
О, как степная королева
Летит на смерть наверняка
и, вся дрожащая от гнева,
Не может сбросить седока!
Теперь взволнованный, горячий
Опять в бреду пишу стихи:
Не может сбросить, а иначе…
Иначе замысли плохи!
Какие чувствую напевы,
Как крепко впаян я в седло,
Летит степная королева…
О, как мне в жизни повезло!
Пастернак
И веет ночная прохлада,
И мысли свежи и легки,
«Расстраиваться не надо:
у страха глаза велики…»
И так без конца и начала
Мне голос задумчивый пел.
Он видел великое в малом
И в малом величье узрел!
В оркестре весеннего сада
Взмывали напевно смычки:
«Глухая пора листопада,
Последних гусей косяки…»
Завещана жизнь, как награда,
Торжественным всплеском руки:
«Расстраиваться не надо:
у страха глаза велики».
«Мастерю вечерами рессорную бричку…»
Мастерю вечерами рессорную бричку,
Голубыми цветами раскрашу дугу.
Приготовлю рюкзак, соль в дорогу и спички.
Лошадь щиплет траву на зеленом лугу…
Скоро выедем в степь! Не спеша, бездорожьем,
Мимо старых
