с которыми сталкивается человек, и того, как их правильно разрешить в любом обществе, из них можно узнать больше, нежели из любой другой книги, доступной ребенку. Поскольку ребенок постоянно подвергается воздействию общества, в котором живет, он непременно научится справляться с его требованиями при условии, если внутренние ресурсы позволят ему это.
Уже в силу того, что жизнь то и дело ставит ребенка в тупик, он нуждается в том, чтобы осознать самого себя в сложном мире, на вызовы которого ему необходимо научиться отвечать. Чтобы дитя справлялось с этим, ему следует помочь превратить хаос собственных переживаний в гармоничное смысловое целое. Требуется подсказать ему, как навести порядок в своем внутреннем мире, а затем, опираясь на это, и в жизни. Ему нужно — и с этим нельзя не согласиться, учитывая, какое время на дворе, — моральное воспитание, которое исподволь, незаметно представит ему преимущества морального поведения. И делать это нужно, привлекая не абстрактные этические понятия, но то, что будет для него осязаемо и в силу этого осмысленно. Дитя обретает такого рода смыслы, читая сказки. Это открытие современной психологии, как и многие другие, давно предугадали поэты. Шиллер писал:
И в сказках часто больший смысл таится,
Чем в истинах, которым учит жизнь[1].
В течение сотен (если не тысяч) лет сказки передавались из уст в уста, становились все совершеннее и в итоге стали выражать и явное, и скрытое содержание. Они адресованы всем уровням человеческой личности; манера, в которой они обращаются к читателю, понятна как дошкольнику, так и искушенному взрослому. Прибегая к психоаналитической модели человеческого сознания, можно сказать, что сказки несут важное сообщение сознательному, предсознательному и бессознательному компонентам психического, какой бы уровень ни вышел на первый план для данного субъекта. В сказках речь идет о вечных проблемах, стоящих перед человечеством, в том числе и тех, которые более всего занимают ребенка; в этом случае они более всего говорят его едва «проклюнувшемуся» «я», способствуют его развитию и вместе с тем облегчают напряжение, исходящее от предсознательного и бессознательного. Разворачиваясь, сказочные сюжеты помогают сознанию уловить напряжения, исходящие от «оно», найти для них воплощение, а также показать, каким образом так или иначе можно удовлетворить влечения, не противореча требованиям «я» и сверх-«я».
Но мой интерес к волшебным сказкам направлен не на то, чтобы провести «технический анализ» преимуществ, которые они дают. Возник он совершенно по иной причине: я спрашивал себя, почему (я могу судить, исходя из собственного опыта) дети — как нормальные, так и с особенностями развития, на каком бы уровне они ни находились, — любят народные волшебные сказки больше, чем какую бы то ни было еще детскую литературу.
Чем больше усилий я прилагал, чтобы понять, почему сказки так обогащают внутреннюю жизнь ребенка, тем больше я понимал, что они, если можно так выразиться, начинают там, где ребенок находится в данный момент в своем психологическом и эмоциональном развитии. Они воздействуют глубже, чем какие бы то ни было еще тексты для чтения, затрагивая самые глубины его существа. Они говорят о сильнейшем натиске изнутри, переживаемом ребенком, причем ребенок понимает, что происходит, на бессознательном уровне. Более того, не преуменьшая серьезности внутренних конфликтов, с которыми сопряжено взросление, они предлагают примеры того, как разрешить ту или иную трудность — на какое-то время или насовсем.
Коль скоро я получил грант от Фонда Спенсера и имею возможность уделить время изучению вклада, который психоанализ способен внести в воспитание и образование детей (и коль скоро чтение является существеннейшим инструментом образования вне зависимости от того, читает ли ребенок сам или ему читают другие), мне показалось уместным использовать эту возможность, дабы поглубже и поподробнее изучить, почему же народные волшебные сказки имеют столь большое значение для воспитания. Надеюсь, что должное понимание уникальных достоинств волшебных сказок побудит родителей и учителей поспособствовать тому, чтобы сказки вновь стали играть центральную роль в жизни ребенка, как то было в течение столетий.
ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ И ТРУДНОСТИ БЫТИЯ
Взрослея, ребенок преодолевает многочисленные психологические трудности: нарциссические разочарования, эдиповы дилеммы, соперничество с братьями и сестрами. Он перестает зависеть от взрослых, приобретает чувства самости и самоценности, а также ощущение моральных обязательств. Чтобы все это могло произойти, ребенку нужно понимать, что происходит в его сознательном «я»; тем самым он получит возможность совладать с тем, что происходит в бессознательном. Достижение этого понимания и, соответственно, обретение способности к совладанию происходит отнюдь не путем рационального усвоения того, какова природа его бессознательного и что оно в себе таит.
Знакомство с ним происходит, когда ребенок предается мечтам в ответ на импульсы, исходящие от него. Его занимают подходящие элементы сказочных сюжетов: он размышляет о них, представляет в своем воображении, крутит так и этак. Тем самым дитя облекает бессознательное содержание в сознательные фантазии, что, в свою очередь, помогает ему с этим содержанием справиться. Именно здесь волшебные сказки оказывают ребенку неоценимую пользу: они обеспечивают новые измерения для его воображения, которые ему никогда не удалось бы по-настоящему открыть для себя в одиночку. Что еще важнее, форма и композиция волшебных сказок подсказывают ребенку образы, с помощью которых он может структурировать свои фантазии и направить свою жизнь более верным путем.
Бессознательное существенно влияет на поведение как детей, так и взрослых. Когда оно подавляется и на проникновение его содержания в сознание накладывается запрет, то в конечном счете сознательное оказывается частично захвачено тем, что порождают эти элементы бессознательного. Возможно и другое: ему приходится столь жестко — можно сказать, маниакально — контролировать их, что его личность оказывается буквально искалечена. Но если какая-то часть бессознательного материала проникает в сознание и перерабатывается воображением, то его способность нанести вред — самому человеку или его окружению — в значительной степени уменьшается, а некоторые его силы можно направить на позитивные цели. Однако подавляющее большинство родителей убеждено, что ребенка следует отвлекать от не имеющих воплощения и названия тревог и хаотичных фантазий, где царит зло и даже насилие, — словом, того, что его более всего беспокоит. Многие отцы и матери полагают, что ребенок должен иметь дело только с осознаваемой реальностью и приятными образами, связанными с исполнением желаний, то есть должен быть знаком лишь со светлой стороной жизни. Но такая жесткая диета приводит к тому, что сознание питается лишь частью необходимой пищи. В действительности жизнь имеет не только светлую сторону.
Очень многие родители желают предохранить ребенка от понимания того, что значительная часть неприятностей в жизни проистекает от собственной нашей природы, — иными словами, от присущей всем и каждому склонности к агрессивным, асоциальным, эгоистичным поступкам
