ты, не может оторваться от работы, — констатировала Амелия. — Брак двух трудоголиков — это нечто!
Сама она явно не относилась к их числу.
Возникла неловкая пауза. Профессор прокашлялся и, желая сменить тему, спросил больше из вежливости, чем из истинного интереса:
— Что твоя мать? Как у нее дела?
— Вся в заботах. Дело процветает. На Кернтнер-штрассе открыла новый магазин эксклюзивных моделей, страшно дорогих, изысканных, очень элегантных — нечто особенное в своем роде.
Сама Амелия в черно-белом в мелкий горошек платье из жатого крепа, весьма прозрачном, выглядела очаровательно. Сквозь платье можно было любоваться прелестными ножками почти до бедер. Амелия в полной мере отвечала его представлениям о женском идеале. Ее мать была когда-то, а возможно, и оставалась такой же: высокой, изящной, с густыми белокурыми волосами. Как раз его тип. К сожалению, добром тот брак не кончился. Но Амелия — она была просто великолепна. Впрочем, похоже, только для одного мужчины.
— Может, поднимемся? — предложил Тео.
Амелия преградила отцу дорогу.
— Послушай. — Теперь она своим видом напоминала девочку, что когда-то показывала ему свой дневник с отметками. — Есть еще кое-что.
— А именно?
Она смотрела мимо него, на мольберт, на пепельно-красный коллаж, не выражая восхищения. Наконец спросила:
— Как называется картина, или у нее, как и у других, нет названия?
— Нет. Это впечатление, — язвительно ответил он, поскольку его ранило ее непонимание. — Картина доступна лишь тем, кто обладает фантазией. — Он заметил, что дочь думает о чем-то совершенно другом. — Итак, в чем же дело?
— Я приехала не одна.
На какое-то мгновение у него перехватило дыхание, ибо он решил, что она привезла с собой мать. Но она разгадала его мысли и воскликнула:
— Нет, совсем не то, что ты думаешь! Это молодой человек. Его зовут Максим.
— Максим? — растерянно переспросил он. — Напоминает Париж. «Веселую вдову». — И, подражая известному артисту, запел, покачивая бедрами и кивая головой: — «Иду к Максиму я, там ждут меня друзья…»
— Папа, пожалуйста, прекрати дурачиться.
— Разве я дурачусь? Это был всего лишь юмор висельника.
— Максим очень приятный молодой человек. Служит в банке. Подает большие надежды, и не только в профессии. Его зовут Максим Рушек. Мы познакомились за бокалом молодого вина в Гринцинге.
— Вечеринка с выпивкой, — с отвращением бросил он. — Весьма солидный повод для знакомства.
— Прости, а где ты познакомился с мамой?
— За бокалом молодого вина в Гринцинге.
— Ну, вот видишь.
— Вижу.
Амелия перевела дух и движением руки как бы отбросила все сомнения.
— Максим был там со своим отцом, а я с мамой. Мы понравились друг другу с первого взгляда. Максим тоже из неполной семьи, ребенок, травмированный разводом родителей.
— Подумать только, бедный ребенок!
Мысль, что у Амелии появился серьезный поклонник, потрясла его. К тому же она привезла его с собой. О, Боже! В мозгу Теобальда зародились мысли об убийстве.
— Только не иронизируй, папа! — Амелия сердито встряхнула его за руку. — Приглядись к нему. Максим — прелесть. Как и ты.
То, что она этого невесть откуда взявшегося, пьющего молодое вино парня сравнила с ним, ее отцом, профессором Теобальдом Фуксом, привело его в полное неистовство.
Он охотно высказал бы что-то выдающееся, что-то по-отцовски мудрое или шутливо-саркастичное, но ни одно слово не сорвалось с его губ.
— Я не понимаю, папа, — простонала Амелия. — Я подумала: если ты женишься, то почему я не могу? Хотя, если подумать, это необязательно делать сейчас.
— А твоя учеба — что с ней? — поинтересовался он, кипя от гнева. Она хотела стать врачом. Давно мечтала об этом. А теперь?! — Хочешь ее бросить?
— Скажи, в каком веке ты живешь, если думаешь, будто женщина откажется от всего только потому, что выходит замуж?! Ты этого требуешь от своей Дуни? Нет, ты только посмотри! Конечно, я продолжу учебу. Естественно, я буду еще и подрабатывать у мамы в магазине. Она признала Максима с самого начала. Его отца тоже. Кстати, он командир самолета, подумать только!
— Фантастика! Так что, это будет двойная свадьба?
— Возможно. Но для начала вы все-таки должны познакомиться. Пойдем, пока Хели еще не побратался с Максимом и не очернил меня перед ним.
Максим. Теобальд никак не мог принять это исковерканное имя. Может, его полное имя Максимилиан? Ну да ладно: Dimidium est facti coepisse. Что значит: смелость города берет.
Когда профессор Фукс не знал, что делать дальше, он обращался к латинским цитатам. Это позволяло ему найти достойный выход из создавшейся ситуации.
Ребенок, травмированный разводом, ростом примерно метр восемьдесят, в скромном ожидании стоял у окна: галстук, элегантный серый клетчатый пиджак и уложенные волосы. Этакий изнеженный баловень.
К сожалению, вечер протекал не так гладко, как следовало. Профессор вел себя замкнуто, с нетерпением ожидая прихода Дуни, иногда бросал умоляющие взгляды на Хели, который прилагал все усилия, чтобы поднять общее настроение. Он смешивал коктейли, рассказывал веселые истории, преподнося весь свой шутливый репертуар — никто не смеялся. В конце концов он сдался и пустил дело на самотек. Вечер окончательно провалился. И это при том, что Максим вовсе не был неприятным человеком.
Он мужественно поддерживал разговор, выказывая себя сердечным и прямым человеком. Но затем Теобальд упомянул Каналетто. Он просто с тоской в голосе произнес:
— Ах, итальянцы и их изумительный Каналетто!
Максим же усмотрел в этом восклицании не имя великого художника, а название «маленького канала», на что, по его мнению, указывало окончание «етто». Это было ужасно. Профессор замер, потрясенный. Хели Хабердитцель был также ошеломлен. И только Амелия, рассмеявшись, объяснила ошибку.
Максим слегка покраснел, что ему, кстати, очень шло. Чтобы исправить оплошность, он попросил профессора — и, возможно, будущего тестя — продемонстрировать ему свои полотна. Несмотря на то, что Теобальд почувствовал себя польщенным, он счел ниже своего достоинства вести этого профана в мастерскую. Поэтому он просто показал одну из своих любимых вещей: четверть квадратного метра с поверхностью, как бы покрытой коркой и расцвеченной яркими грубоволокнистыми фантазийными мотивами, настолько прекрасной, что верный Хабердитцель всплеснул в восхищении руками, хотя уже давно знал это произведение. Он позволил себе лишь издать потрясенное:
— О, божественно!
Но невозможный Максим, казалось, был с этим не согласен. Одобрительно кивая, он рассмотрел квадрат и заявил, что из этого получились бы неплохие обои.
— Послушайте, — возмущенно воскликнул Хабердитцель, — в живописи вы разбираетесь так же, как гиппопотам в теории относительности.
Тут на счастье зазвонил телефон, и он снял трубку.
Однако Теобальд был уже сыт этим Максимом по горло. В мгновение ока он лишил Амелию своего отцовского расположения. Подобного человека привести в дом
