или не очень, которое можно будет оседлать. Причём чем больше я размышлял в подобном ключе, тем отчётливее представлял, как я это сделаю. Образы всплывали неохотно и были настолько размытыми, что не получалось разобрать ни один, но технологию «захвата» я отчего-то хорошо знал. Разум зацепился за последнее слово. Вот оно! Я был кем-то вроде паразита! Но отчего тогда не чувствую форму, в которой нахожусь, родной, продолжая осознавать себя человеком? На это мозг выдавал беспрестанный «error». Впрочем, я и так его излишне перенапряг, как бы кровь носом не пошла. Или какими там протечками это мне грозит?
«Не мышонок, не лягушка, а неведома зверюшка», — я мысленно усмехнулся. Что ж, небольшой отдых у меня был, пора бы подышать свежим воздушком. Так началось восхождение великого угольного слизня.
Я падал. Разбивался уже осточертевшей мне жижей, вновь поднимался и снова падал. Камушек за камушком, кирпичик за кирпичиком… Чёртова стена никак не хотела поддаваться, а мне ну ни в какую не хотелось возиться с ней ещё столько же. Но иного выхода не было. Приходилось карабкаться по практически гладкой поверхности, держаться на ней исключительно благодаря силе воли. Возможно, имелся и какой-нибудь иной путь, но тогда верным казался мне тот, что своими лучами освещала луна. Да и смотрел я — единственный выход отчего-то оказался забетонированным.
Бой со стеной был явно не равным, и всё же победа осталась за гордым и несломленным мной. Всё, чего хотелось — оказаться в тёплой ванне и забыться там сном на пару часиков. Но не всегда наши желания совпадают с возможностями. Взять к примеру эту маленькую мышку, которая уже с несколько минут наблюдает за мной своим красным глазом, явно не замышляя ничего хорошего. Впрочем, роли легко поменять.
В голове что-то щёлкнуло. Резкий бросок на пару метров к цели, и пушистый грызун становится быстро опутан миллиардами тончайших жгутиков, спешно погружающих свою жертву в лёгкое подобие антрацитово-чёрного кокона, проникая во все нервные окончания, быстро обволакивая белоснежную мышку в блаженную дрему. Пускай поспит! А мне пора немного подкорректировать самого носителя, пока действует целительный сон и всё в моей власти…
Впитываясь в грызуна как плотно прилегающий к коже костюм, я чувствовал, как появляется столь желанный контроль, а тело начинает послушно откликаться на мой зов, подчиняясь приказам. Мышь стала словно сотканной из лоскутков антрацитовой тьмы с белоснежными прожилками, пересекающими всё её тело, и лишь пара алых глаз, горящих во тьме, давала понять, что когда-то это существо относилось к альбиносам.
Наконец-то став чем-то, имеющим весьма конкретную форму, я сначала обрадовался. Пока не обнаружил, что мир вокруг стал выглядеть немного иначе. Вернее будет сказать, раздвоился и смазался, словно у меня разом упало зрение. Через минуту, когда первые попытки паники меня придушить были пресечены, осознал, что грызун не может видеть подобно человеку, как бы мне ни хотелось. Однако нужно было думать о позитивной стороне моего свершения — теперь скорость передвижения значительно повысилась, а это означало, что я намного скорее доберусь до нормального носителя. Кстати, что это ещё за «носитель» и откуда это слово вообще всплыло в моих мыслях? Не знаю, как люди диагностируют у себя шизофрению, но это кажется мне уже не первым за этот увлекательный день звоночком. Может, пора начать воспринимать всё как сон, ну или хотя бы дождаться, пока добрые врачи спасут моё бедное сознание?
«Симбиоз не завершён. Память», — неожиданно прозвучал в голове чей-то слабый мужской голос, заставив меня дёрнуться всем маленьким тельцем. Ну просто замечательно, как раз этой странности и не хватало, чтобы с чистой совестью сообщить себе о том, что я сошёл с ума.
«Слушай, — тягучий шёпот возобновился, и мне ничего не оставалось, как последовать совету, — я… Ты… мы теперь одно целое. Память. У всякого носителя есть память. Я не знаю, как… Не понимаю, почему… Дотянись до моей памяти.»
«Ты крыса? — вопроса умнее я не придумал. — Я что, с крысой сейчас разговариваю?»
«Дотянись до памяти…» — продолжал настаивать на своём голос, с каждым разом становясь всё слабее. И я бы с радостью это сделал, если бы понимал, как, а главное — до чьей. Что-то подсказывало, что не может обычный зверёк быть настолько умным, а моё воображение настолько многогранным. И это, увы, самокритикой не было.
Несвойственная для меня тяга к длительному анализу снова дала о себе знать, и теперь я пытался логически дойти до того, как «подключиться» к памяти мыши. Её органы чувств я захватил вполне успешно, и с этой задачкой должен был как-нибудь да сладить. Попытался настроиться на внутренние ощущения. Так сказать, заглянуть внутрь носителя. И это, на удивление, почти сразу же удалось: закрыв глаза, я увидел как едва различимо светятся нити нервной системы. Попытался представить, что они горят ярче — получилось. Только вот что с этим теперь делать? И тут меня осенило! Понятия не имел, как выглядит центр памяти или где там это всё хранится, но мысленно воззвал к нему. А дальше, калейдоскопом живых эмоций и событий, мне открылись преинтереснейшие кадры. Оказалось, что мышка-то не простая, а лабораторная. И что-то на ней проверяли. Что-то, подозрительно напоминающее часть меня ещё пару минут назад.
Совру, если скажу, что подсмотренные кадры меня никак не задели. Кусок эфирообразной живой нефти вообще мало кого мог оставить равнодушным. И вместе с тем я испытывал чувство дежавю. И дело было даже не в том, что та жижа поменьше уже проделывала с бедной мышкой то же, что и я. А в том, что я уже видел подобное раньше. Правда, не в реальной жизни, а, кажется, в кино. Да, точно, ведь в действительности такого быть не может. Стало быть, я нахожусь в какой-нибудь виртуальной реальности? Час от часу не легче! Я… А кто, собственно, я?
Попытался вспомнить, что вообще происходило до моего чудеснейшего пробуждения, и не смог. Совсем. Стоило только напрячь извилины, как боль снова возвращалась, своими тупыми когтями пытаясь пробить черепушку. Спокойствие. От того, что я сейчас начну переживать, ситуация не изменится, а так хоть нервы поберегу… Нервы! А ну как обратиться к собственной памяти как-нибудь так же, как сделал я это с бедным грызуном? Только вот проблема: совершенно не ощущаю теперь разницы между собой и мышью, словно её сознания вовсе не стало. Кажется, всё должно было быть немного не так. По крайней мере, у меня возникло ощущение какой-то неправильности в этом.
«Эй, крыса… мышь! Почему ты
