— Слышь, э, ты чё, бессмертный?
Ещё один гость из среднеазиатской республики толкнул меня в грудь. Сильно толкнул, он был из них самый здоровый, я даже отшатнулся и всё-таки выпустил рукав куртки его соплеменника. Я глянул исподлобья:
— Ребята, вы не слишком оборзели? Дома у себя в Душанбе или каком-нибудь Самарканде вы себя так же ведёте?
Они тут же забыли о девушках, накинувшись на меня втроём. Я ещё успел заехать ринувшемуся первым на меня здоровяку в челюсть, в следующими миг меня просто опрокинули в снег и под крики девушек: «Помогите!» начали бить. Били ногами, я, свернувшись калачиком и закрывая голову руками, старался ущерб от этих ударов минимизировать. Но один по затылку всё же прилетел, у меня в под прикрытыми веками заплясали разноцветные огни. И тут же ещё один удар, после которого моё сознание окончательно померкло…
* * *
Я ехал в лифте. Как я в нём оказался — убей, не помню. Вот меня били, вот я потерял сознание, и вот я тут… На автопилоте, что ли, дошёл до дома?
Вот только это был не мой дом, потому что в моём доме таких лифтов, где нет ни одной кнопки, не было. Да и в любом другом, пожалуй, тоже. Даже на грузовых лифтах, на которых этот скромными размерами не походил, хоть пара кнопок да имеется.
Зеркала в лифте тоже не было, так что я не мог увидеть своего отражения и оценить, до какой степени оказался избит мигрантами. А избит, похоже, сильно, если случился такой серьёзный провал в памяти.
Я стянул с рук перчатки, осторожно ощупал лицо. М-да, отёчности имеются, шишка на затылке, запёкшаяся кровь ближе к виску, и такое ощущение, что у меня сотрясение мозга… Надо будет сейчас же вызвать «скорую», с такими вещами не шутят. А заодно в милицию… тьфу, полицию позвонить. Когда ещё этот несуразный Медведев милицию в полицию переименовал, а всё никак не привыкну.
Телефон, кстати, нашёлся в кармане пуховика. Вот только, когда я надавил на боковую панельку, экран засветился, однако отозвался лишь информацией, что аппарат не в сети. Нормально… И кстати, где я вообще нахожусь? Судя по кабине лифта, это не мой дом. На какой бы адрес я вызывал медиков и силовиков?
Да уж, здорово мне прилетело, до сих пор в голове гудит. А вот шапку из бобра, выходит, потерял. Жалко, я её лет семь носил, и сносу не было. Придётся новую покупать.
По ощущениям, если верить вестибулярному аппарату, лифт вроде бы поднимался вверх. Но поднимаюсь я уже минуты три-четыре, у нас в Пензе просто нет такой высоты зданий. Так что это за лифт и что за дом, в котором существуют такие лифты?
В этот момент кабина чуть дёрнулась и остановилась. Ещё пару секунд спустя створки разъехались в стороны, и моему взгляду открылся тускло освещённый коридор. Что это за место? Ни звука, ни движения, словно какой-то вымерший на новогодние праздники офис.
Двери не закрывались, как бы предлагая мне покинуть кабину, и после некоторой заминки я шагнул вперёд. Встал, обернулся, посмотрел на пустую кабину, ставшую уже чуть ли не родной, но всё же решительно двинулся вперёд. Удаляясь, услышал, как створки сошлись, и заработал механизм, приводящий кабину лифта в движение. Что ж, учитывая, что кнопки вызова лифта я не видел, дорога у меня одна — вперёд.
Коридор тянулся, казалось, бесконечно. Я шёл и по пути разглядывал развешанные на стенах картины райских наслаждений и адских мук. Написаны они были весьма сочно и правдоподобно. К примеру, при виде несчастного, с которого какие-то жуткие демоны живьём сдирали кожу, уже по моей коже пробежали мурашки. Зато картины рая были куда как приятнее. Под сенью деревьев, на изумрудного цвета траве возлежали обнажённые мужчины и женщины с улыбками на лицах, на мордах животных тоже застыли улыбки, тут и там протекали несущие живительную прохладу ручьи, а в небе, полном лазури, почему-то одновременно светили солнце, луна и звёзды.
Коридор казался бесконечным, я уже стал подозревать, что что-то тут неладно, учитывая ещё и эти странные картины на стенах, как вдруг увидел перед собой дверь. Дверь из дерева, такие стояли в кабинетах ещё при советской власти, да и какое-то время после, пока на смену им не пришли все эти пластиковые конструкции. На двери медная табличка с изящно выгравированной надписью: «Прием населения 24/7 без выходных и праздничных дней». Интересно…
Я взялся за холодную латунную ручку, выполненную в виде морды гаргульи… На себя или от себя? А, какая разница, не так, так этак открою, если дверь, конечно, не заперта. Оказалось, на себя.
За дверью оказалось светлое помещение, напоминавшее секретарскую. Изящный стол, за которым сидела не менее изящная девушка… Нет, скорее, молодая женщина в белоснежной блузке, из-под стола выглядывали стройные ножки в чёрных колготках и чёрных же туфельках на среднем каблучке. Перед ней стоял открытый ноутбук, за которым она работала, но при моём появлении оторвалась от экрана и клавиатуры, посмотрела на меня поверх очков в модной оправе.
— Арсений Ильич Коренев, — скорее констатировала, нежели спросила она, убрав с высокого лба светлую чёлку. — Родились 10 марта 1953 года, умерли 29 декабря 2023 года. Всё верно?
— В смысле умер⁈ — опешил я.
— Ах да, вы, наверное, ещё не поняли, где находитесь, — немного сочувственно улыбнулась хозяйка кабинета. — Арсений Ильич, это чистилище, куда все души попадают после смерти. Но мы промеж себя предпочитаем называть это место попроще — небесной канцелярией. Вы мертвы, — она бросила взгляд на экран, — уже одиннадцать минут по земному летоисчислению.
— Как умер? Какое чистилище⁈ — услышанное не укладывалось в моей голове. — Вот же я, во плоти, стою перед вами. И даже шишка на затылке болит. А разве мёртвые что-нибудь чувствуют?
— Мы просто создаём для недавно усопших такие условия, чтобы послесмертие не становилось для них слишком серьёзным шоком. Лучше, если осознание будет приходить постепенно. Некоторые, знаете ли, на эмоциях такое устраивают… Энергетика-то в усопших никуда не девается. Приходится даже архангелов вызывать.
— Со смирительной рубашкой? — на
