эксклюзивных ресторанов в районе Митпэкинг (Исторический район на западе Нижнего Манхэттена.).
— Извините, — бормочу я.
Не придавайте этому слишком большое значение. Это рефлекс. Мне нужна эта работа. Как кислород. Это означает, я не сделаю ничего, что поставит ее под угрозу. А еще это значит, что я думаю о том, как себя виду, как выгляжу и что говорю.
Чего мне не нужно делать, так это смотреть, куда идти. Как бы то ни было этот придурок повернулся в мою сторону.
Я взглянула на него, не забыв натянуть лучшее стервозное выражение лица и… моргнула.
Важно отметить, что интерьер здесь мрачный, с мужской энергетикой. Стены покрыты шелковыми обоями шоколадного цвета. Изобилие латунных покрытий и бархатной обивки. Люстры Чихули (Американский художник-стекловар, знаменитый своими сложными с технической точки зрения инсталляциями из стекла в стиле энвайронмент.) ручной работы отбрасывают лишь тусклое сияние. Я хочу сказать, что свет тут настолько блеклый, как сами знаете где, поэтому все, что удается увидеть, так это напряженный взгляд темных глаз. Он застает врасплох, пригвождая к месту, и я зачарованно пялюсь как безмозглый осел.
Я к тому, что парень красив, вне всяких сомнений. Начнем с того, что его рот создан для поцелуев: пухлый, но не женственный. Отличное телосложение. Темные волосы коротко подстрижены и уложены с точностью до миллиметра кем-то, кто вероятно называет мой ипотечный платеж карманной мелочью.
Если бы в этом парне было что-то хоть отдаленно человеческое, я бы сказала, что он божественно красив. Но он походил на пластиковую куклу, которую никогда не вытаскивали из коробки. Все, что я чувствую, смотря на его лицо — холодная отстраненность. Как будто в теле, стоящим передо мной, нет души. Просто зияющая пустота. Вот тут внезапный интерес угасает, и я возвращаюсь к действительности. Которая представляет собой столик на семерых людей, чей заказ я должна принять.
Отделавшись от его захвата, направляюсь к столу. Последние две минуты они пытались привлечь внимание, а они не из тех, кого вы захотите заставить ждать: один из гостей — лучший друг мэра.
Пока я извиняюсь перед ними, фальшиво улыбаясь, что-то обращает на себя мое внимание. Странное ощущение, из-за которого я смотрю в сторону грубияна. Он все еще там, где я его оставила, пялится на меня с хмурым выражением лица, граничащим с замешательством.
Проходит меньше минуты, он приходит в себя и поворачивается в сторону бара. Пусть все и длилось довольно недолго, меня не покидает неприятное терзающее чувство, к которому я не привыкла. Не могу сказать, что это такое, но влияние неоспоримо.
— Мисс… — произносит один из посетителей.
Что выводит меня из задумчивости. Оглядевшись, я понимаю, что возбудила интерес всех сидящих за столом, и горячий румянец смущения покрывает мое лицо.
— Извините, — бормочу я. Если бы могла сама себе надрать задницу, я бы тотчас этим занялась.
Ладно, проехали. Если не считать этого странного момента, жизнь идет своим чередом и остаток ночи проходит как по маслу. У нас заканчивается фирменное блюдо: фетучини из черных кальмаров. Пэтти как обычно спорит с шеф-поваром о прожарке стейка Вагю. Шеф-повар кричит Пэтти, что посетители знают о еде меньше, чем задница канализационной крысы, половина из которого сказана на французском. Ничего необычного.
Спустя два часа я бросаю взгляд в сторону бара и вижу, что грубиян все еще сидит в одиночестве и поглощает «Макаллан» двадцатипятилетней выдержки, как рыба воду. Только что он одним глотком прикончил половину стакана.
Хм, ясно, парень задался целью напиться в стельку, если уже этого не сделал.
Больше я не обращаю на него внимания. Это всего лишь подработка, но именно она поддерживает мои надежды и мечты, и ничто не встанет между мной и ими.
Перенесемся немного вперед — полночь, пока последние посетители выходят за дверь, я пересчитываю чаевые и делю их между помощниками официантов и девчонками. Краем глаза вижу, как Майк, бармен, пододвигает высокий стакан воды парню.
Он все еще там.
И теперь я начинаю задаваться вопросом, кто он такой, потому что а) его счет превышает несколько тысяч; б) ресторан относится к категории Мишлен и это не то место, куда приходят накидаться. Если бы он не был кем-то значительным, его бы уже выдворили. И это объясняет его поведение со мной. Добро пожаловать в Нью-Йорк, в американскую столицу королей и королев, невольников и рабов.
Он выуживает из внутреннего кармана темного дизайнерского пиджака черную кредитную карту и бросает ее на барную стойку из импортного венецианского стекла. Я наблюдаю, как он встает со стула, — его движения медленные и размеренные, даже грациозные, учитывая, что парень пьян.
— Черт, а он милааашка, — бормочет Кэрри, одна из официанток, когда проходит мимо меня на кухню с грудой грязной посуды.
Фи. Красивая внешность обманчива. Он настолько же приятен, насколько и мигрень. Кажется, он из тех, кто требует к себе повышенное внимание и вообще представляет из себя трудную задачу. Если подумать, я сочувствую тем, кто вынужден терпеть его общество.
Грубиян выходит за дверь, и все расходятся.
— Он не обратил на меня внимания… — Слышу, как заявляет Джанин, еще одна официантка, когда беру сумку-почтальонку из шкафчика в комнате отдыха для сотрудников.
Скинув балетки, я меняю их на замшелые «Найк Аир Джордан», которые купила на гаражной распродаже миссис Капуто. Уверена, что Ричи Капуто носил их, когда мы вместе учились в девятом классе, но если ночью ты передвигаешься общественным транспортом, то меньше всего хочешь привлечь к себе внимание, надев что-то яркое, блестящее или новое.
— Он, должно быть, гей, — продолжает она. Джанин точная копия Кейт Аптон, так что в ее словах может быть доля правды.
— Обычно все сексуальные парни такие, — говорю я, бросая ей подачку, хотя у меня нет к ней никакой симпатии. Джанин выжимает все соки из папиков и отбрасывает их как вчерашние новости. Она хищница с большим стажем. Возможно, грубиян уклонился от сокрушительного удара по банковскому счету.
На пути к выходу я заглядываю в отдел десертов.
— Париж-Брест. Есть при комнатной температуре, — говорит наш главный кондитер, передавая коробку.
— Спасибо, Иззи. — Схватив десерт, аккуратно кладу его в сумку. Одно из преимуществ работы в изысканном заведении — возможность получить любой десерт, и я предпочитаю сохранить свой до дома.
На улице стоит тошнотворная вонь мусора, выхлопных газов и горячей смолы от недавно вымощенного прохода в переулке, от чего я вынуждена задержать дыхание. Это единственное, что перебивает липкое ощущение на коже и запах жареной еды в волосах. Июль отличился знойной жарой
